Понимаю, что дразню и что урод может отыграться на Нике, но ничего с собой поделать не могу.

— Едем, — говорю Глебу, возвращаю трубку, в которой исходится пеной придурок Кат.

От одного вида сарая, в котором держат Нику, меня едва ли не истерикой накрывает. Как можно? Мою девочку?

Но потом включается рассудочный ублюдок и говорит, что девочке вообще-то полезно. Чтобы мозги стали на место.

Однако когда вижу её всю в синяках, в разорванном платье, окровавленную — что, блядь? кровь? вы охренели? — по хочу послать внутреннего мудака на хер, сграбастать девочку и утащить подальше отсюда.

Но Ника сама задаёт тон игре. Сама становится на колени. Сама просит.

— Выкупи меня.

И я поддаюсь искушению и выдвигаю свои требования: стать моей куклой, игрушкой, подстилкой, без права голоса и желаний… Она соглашается.

Ох, торопишься девочка, сильно торопишься. Но будет тебе урок!

…следующее испытание — сам аукцион. Какого чёрта её вообще нарядили в эти тряпки? Она же голая считай. И все эти ушлёпки лапают и трахают её взглядами.

Моя.

Пусть знает, как мне дорога.

Жду, когда цена взмоет в небесные дали.

Вот, теперь можно выставить свою. Такую, которую уже никто не перебьёт.

Распорядитель по имени Лило — потому что ОНО — уже заносит молоток. Считает вместе со мной: раз, и д…

— Удваиваю.

А тебя какой хер сюда принёс?

Всеволод Драгин перекатывается с пятки на носок, ухмыляется ехидно…

Походу, Ника тоже его знает.

Моя девочка бледнеет и начинает оседать…