Книги

Все течет

22
18
20
22
24
26
28
30

Но в заграничных журналах были напечатаны две-три его научные статьи – и с тех пор Моисей Круглик приобрёл имя в очень узком кругу учёных специалистов.

– Ха! Но ведь он не получил гонорара! – кричал отец, отказываясь радоваться.

Но и для отца случались приятные минуты. Не раз путешественник, обычно иностранец, ходил по городу, разыскивая магазин Круглика. Он почтительно здоровался с Моисеем и, уведённый в столовую, час-другой вёл разговор с ним, непонятный никому в доме. Молча, задыхаясь от счастья, мать угощала их чаем. Чаще всего они забывали о чае. Гость уходил.

– Ну, и что же? – кричал не желающий сдаваться отец. – Он ведь не оставил денег за визит? Он ничего не купил в магазине? Где же польза?

Когда Кругликов посетил японский профессор, мать три дня плакала от радости: её сына знали уже в Японии! Это же так далеко!

Отец ворчал:

– Он мог бы купить что-нибудь, хоть из любопытства… У японцев плохая, хотя и дешёвая парфюмерия.

В двадцать два года юный математик погрузился в полное молчание. Он перестал писать для публикации. Он уже не читал и писем, приходивших на его адрес, не отвечал на них. Он был слишком занят. Он весь ушёл в свою работу. Он понял: человечество, основав свои взаимоотношения, всю социальную структуру на ложных началах, не оправдываемых ни логикой, ни моралью, шло к кризису, больше того, к маниям, к безумию. Научные системы, основанные на случайных открытиях, на индивидуальных гипотезах, отводили человечество от истинного познания вселенной и её законов. Обветшавший общественный строй, основанный слепо на традициях, суевериях, предрассудках, грозил неминуемой катастрофой. Между тем маньяки благополучия широко улыбались с трибун: прогресс! мы с каждым днём становимся всё счастливее и счастливее! радуйтесь!

Моисей Круглик сидел в своей комнате и наблюдал гибель планеты. Да, неизбежно. Есть ли ещё время? Кто-то должен сказать миру правду. Кто-то должен вынуть основной кирпич из постройки и, показав его всем, объяснить, что он хрупок. В другой руке этот спаситель должен иметь – уже готовым – новый кирпич и заложить им новое основание. Трудная задача. Он взял её на себя и был очень занят.

Он начал с математики. Чем больше он работал, тем больше оставалось делать, тем шире развёртывалась проблема. Казалось иногда, он терял почву под ногами. Ему приходилось расчленять и дробить свою основную проблему: она уходила в бесконечность. Он же знал: жизнь человека коротка. Пугаясь этой ограниченности во времени, он спешил: меньше спал, старался не думать ни о чём постороннем, жить исключительно в своей проблеме. В минуты тяжёлой умственной усталости подымался голос сомнения: а что, если он только один из «них», из тех, кто создавал системы, и эти системы были ложны? Что, если мир непостигаем? Мудрый человек не ищет истины, говорил отец, он ищет возможностей продолжать существование.

В промежутках, когда в магазине не было покупателей, отец громко жаловался на судьбу, то есть на сына. Голос его доходил до комнатки Моисея.

– Нет, такой сын не расширит парфюмерного дела, нет! Он растеряет всё, что создал отец!

Жаловаться вошло в привычку отца, защита сына – в привычку матери. Так они перекликались – через коридор и столовую – из кухни в магазин.

– Над чем он трудится? Над чем он сохнет, хотел бы я знать? – кричал отец.

– Так он же математик! – восклицала мать, возникая из кухни. – Весь мир это уже знает. В Японии это знают, а ты не знаешь!

– Математик! – сардонически отвечал отец, топая ногами. – Как я понимаю, математик – это прежде всего господин с трезвым умом и ясным расчётом. Моисей не может дать правильно сдачи с пяти рублей, он ошибается. Ты слышишь это? О н о ш и б а е т с я! Так что же он делает в математике? Ты знаешь?

– Знаю. Его математика не денежная. Он смотрит глубже. Он разбирается в жизни, в вечности…

– О н с м о т р и т! – рычал отец. – Что он в и д и т? Ему дают трёхрублёвую кредитку вместо десятирублёвой, так он берёт – и д а ё т ш е с т ь р у б л е й с д а ч и! Все фальшивые деньги в городе идут в этот магазин, когда публика видит, что Моисей стоит за прилавком.

– Ша! Он же пишет!

– О н п и ш е т! Он уже всё знает лучше всех – и он не может заработать куска хлеба! Он не помогает отцу! Ты называешь его хорошим сыном?