Сквозь него он разглядел цыганку, уходившую за горизонт, чтобы никогда не возвращаться,
… увидел Олесю, в агонии вывалившуюся из розового кресла,
… увидел мать в облаках Балтики, которая молилась за него,
… увидел, как спадают цепи с тела бронзового человека,
… и как раскрывается стихия, чтобы принять в свое лоно бронзового человека,
… и как падает на землю небо.
… и как благодарная земля возвращается в родную орбиту голубоокой планетой.
И увидев это, он скатился по лестнице к ногам девы и ее друга.
Открыв рот, Миня нагнулся, чтобы пощупать его пульс.
– Он живой, – сказал Миша.
– Он больной. – Настя села на последнюю ступень, положила голову парня на колени: – Ну, вообще! Какой болван…
Выстрела никто не слышал. Крови никто не видел. Кобра взяла свое бесшумно и чисто. Позавтракала и ушла в другие края. Эта изумительная женщина в последний момент решила никого не убивать. Она делала то, что хотела. Все остались живы-здоровы: и волки сыты, и овцы целы. Так бывает там, где отдают последнее.
А два желтых фонаря продолжали качаться во дворе дома одиннадцать по Измайловскому проспекту, что в считанных секундах ходьбы от сонного синекупольного храма.
И наступило завтра.
Эпилог
Январь, 1992.
Свадьбу сыграли в первых числах января. Жених с белоснежным гипсом на правой руке торжественно ввел невесту, облаченную в роскошное платье за четыре с половиной тысячи баксов, под венец. А потом забурились во дворец свадебных торжеств и гудели до посинения. Цыганский ансамбль, стол на сто человек, водка, вино, коньяки, веселый угар, – было все, как положено.
Леня с Наташей, официальные свидетели торжества, сидели рядом с молодоженами. Илья Палыч обратился к молодым о официальной речью, остроумие и содержательность которой могли конкурировать лишь с застойными обращениями Брежнева к советскому народу.
Даже с гипсовой дубиной жених смотрелся подстать происходившему и постоянно находился в центре внимания: реально шутил, нормально хохмил и четко оттягивался. На пятой или шестой рюмке он умудрился где-то отыскать целую коробку кошачьего корма, сунул в нее кривой нос, сморщился от отвращения и попросил Михаила Яновского отведать пару кусочков "Вискаса". Так, для пробы.
Около ста пар глаз уставились на бедного Миню, ожидая, каким будет его решение.