Дверь над ним закрылась. Он нашел в кармане огрызок гаванской сигары, закурил.
Минут через десять щелкнула парадная дверь.
Кто-то вошел и стал подниматься по лестнице.
Вадим приготовил револьвер.
Шаги приближались.
Он прицелился в развилку лестничных площадок, где должен был появиться затылок, и заметил, что, "Кобра" в его руке выводит бешеные зигзаги.
Между лестницами появилась голова, принадлежавшая Олегу Михалычу, отцу Насти.
Вадик спрятал пушку за пазуху, привстал с пола и оседлал подоконник,
– Добрый вечер, – сказал он, когда Олег Михалыч повернулся к нему лицом.
– Добрый вечер, – кивнул тот, проплывая мимо.
Папа Насти открыл дверь и исчез в квартире.
Десять минут до полуночи, а Насти все не было. От скуки Вадим раскрыл все молнии на сумке, зачерпнул горсть денежных купюр и подошел к лестничному пролету.
Легко, красиво и плавно бабки полетели вниз.
Как опавшая осенняя листва, как забытый сон, как мираж…
Он был уверен, что Кобра в восторге от такого зрелища: осенняя листва осыпается с сухих веток…
Он вернулся к сумке, зачерпнул еще горсть листьев и вновь посыпал ими черную дыру лестничного пролета.
Наконец, он попросту вывернул кожаный бэг наизнанку, и… Зеленое конфетти закружилось праздничными куполами парашютов, вспышками в ночи. Деньги парили от третьего этажа к подвалу и испарялись в пустоте.
Все. Сумарь опустел. Карнавал подходил к концу.
Вадим открыл барабан револьвера, вытряхнул все боеприпасы на подоконник, отложил два патрона, с оставшимися подошел к пролету.
Раз… Первая толстушка сорок пятого калибра спикировала в подвал к зеленым баксам. Два… Туда же полетела вторая… Три… Четыре…