Он снова меняется и опять становится попугаем Морисом.

Я стараюсь не обращать на него внимания. Как не обращает никто. Наверняка можно заглянуть в любой офис и обнаружить там волосатого и небритого мужика, который похож на тупую птицу и постоянно говорит гадости коллегам. Если он опять попробует втирать мне какую-нибудь дичь, я сообщу о нем первому помощнику по работе с командой. А пока пойду к своему рабочему месту, где есть малюсенький иллюминатор, и посмотрю оттуда на волны. Вид этот ничего не изменит, но созерцать его довольно приятно. За все время карьеры мое рабочее место мало когда находилось возле окна с каким бы то ни было видом и уж точно никогда — с видом на море.

Практически все здесь излучают дружелюбие и позитив и кивают друг другу при встрече. Вот какая-то женщина в разноцветной юбке заговаривает со мной каждое утро в очереди за завтраком.

— Доброе утро, Дарла! — приветствует она меня.

— И тебе доброе, — отвечаю я.

Она напряженно накладывает оладьи в свою тарелку. Она же знает, что я не Дарла, не хочу быть Дарлой и даже ничуточки не похожа на Дарлу. И что я просто прикалываюсь. Когда оказываешься на чьем-то месте, приходится проявлять то сочувствие, то агрессию. В каждом из нас намертво спутаны и связаны самые разные чувства, комплексы и ощущения. Распутывать этот клубок — все равно что влезать голыми руками в змеиное гнездо.

Так что я полностью сосредоточиваюсь на яичнице. И при этом пытаюсь почувствовать настоящую Дарлу такой, какой ее тут знают. Для этого выбираю древнюю технику медитации, которую все временные считают полезной. Это довольно нестандартная медитация. Заключается она в том, что любой постоянный офисный служащий назвал бы пристальным взглядом. Женщина в разноцветной юбке сидит в одиночестве и смотрит на меня с тихой свирепостью. Кажется, Дарлу здесь все любят и боятся. И я пытаюсь настроиться на ее волну, влезть в ее шкуру. Хлопаю всех по спине, хохочу или, наоборот, вышагиваю по палубе с пустым суровым взором. В общем, всего понемногу.

— Неплохо, — говорит капитан, встретившись со мной на одной из таких прогулок. — Очень неплохо.

— Спасибо, — отвечаю я, но вдруг задумываюсь, а благодарит ли Дарла вообще?

На закате, когда мы ужинаем рыбной похлебкой, коллеги рассказывают мне о том, что бы сделала или не сделала Дарла.

— Дарла никогда бы не поступила с другими так же, как они поступают с ней, — говорит капитан.

— Она поступила бы еще хуже, — говорит его старший помощник, который все время старается перетянуть штурвал на себя.

Капитан закатывает глаза.

— Дарла никогда бы не взяла последний пудинг, — говорит женщина в разноцветной юбке, — особенно если на нем буквально висит бирка с надписью: «Для Перл».

— Дарла никогда не выпила бы весь кофе и не оставила бы после себя только гущу, — говорит старший помощник, — чтобы остальные выцеживали из нее последние капли. И никогда бы не позволила себе разбавлять эту гущу водой, чтобы другие пили это пойло. А главное, она вообще бы не пила кофе, а только бы варила его. Ведь это же здорово — сварить кофе для всех и даже не потребовать за это благодарности. Никогда! Типа дайте мне медаль, я вам кофе приготовила. С таким отношением можно вообще не варить никакого кофе. Понимаешь, о чем я?

— А Дарла выпила бы эля? — спрашиваю я.

— Выпила бы, — отвечает женщина в разноцветной юбке по имени Перл и передает мне фляжку. Кажется, я начинаю ее понимать.

— Дарла никогда бы не попросила дополнительной работы, — говорит капитан.

— Это уж точно!

— Только не Дарла!