— Вы знакомы с отцом?

— Мы с Томасом соседи. Одновременно приехали и подружились. Он обо мне никогда не рассказывал?

— Мы... э-э-э... не часто беседовали.

— А он постоянно о тебе рассказывал.

— Вы, наверно, приняли меня за Тома.

Она тряхнула головой и затараторила со скоростью парового молота:

— Том-младший будет постарше, Джек. Он про тебя рассказывал. Черт возьми, иногда нельзя было заткнуть ему рот. — Она встала, шагнула вперед, протянула искривленную артритом руку и представилась: — Аня.

Джек ответил рукопожатием, видя теперь, что женщина белая, точней, кавказской расы[15], ибо цвет кожи можно назвать любым, кроме белого. Глубоко загоревшая кожа, задубеневшая от многолетних солнечных ванн. Руки-ноги костлявые, волосы угольно-черные с седыми корнями.

Из-за ее спины донесся слабый писк. Джек, приглядевшись, увидел голову крошечной собачонки с большими темными глазами, высунувшуюся из соломенной сумки.

— Это Ирвинг, — объяснила она. — Поздоровайся.

Чихуахуа снова пискнул.

Джек выпустил ее руку.

— Привет, Ирвинг. Не знал, что собак пускают в больницы.

— Не пускают. Но Ирвинг хороший пес. Умеет себя вести. А раз никто не знает, то никто и не возражает. А если узнают, пускай идут в задницу.

Джек рассмеялся от неожиданности. Женщина абсолютно не в отцовском вкусе — полная противоположность матери, — но она ему нравится.

В чем он ей и признался.

Она улыбнулась, не сводя с него ярких темных глаз, демонстрируя слишком белые зубы, явно вставные.

— Ну, возможно, и ты мне понравишься, если я тебя успею узнать. — Аня оглянулась на койку. — Люблю твоего отца. Почти весь день с ним сидела.

Джек был тронут.

— Вы очень добры.