Илай знал хорошо, что могло бы с ним произойти, если бы он покалечил кого-нибудь из приблудившейся шпаны. Но у меня не было ни малейших сомнений: нет в природе силы или логики, способной остановить его, даже если бы я и в этот раз повис на его руках.

– Стопани, пацан, разговор есть, – стараясь нагнать на себя как можно больше блатного шарма, процедил сквозь зубы один, видимо, главный, и многозначительно сплюнул, после чего добавил. – На тебя есть жалобы.

– На меня или на Илая? – попробовал я спугнуть свору. Но та была неустрашима и не разбежалась в цепенеющем ужасе, услышав слово «Илай».

– И на тебя, и на Илая.

– Замечательно. Тогда подождите минутку, я сбегаю за ним, – никуда бежать, конечно же, я не собирался.

– Ты сбегаешь, когда я тебе разрешу.

– Если сможешь передвигаться на своих палках, – добавил второй, пытаясь изо всех сил походить на первого.

Они стали медленно обходить меня. «Никогда не позволяй им начинать. Если видишь, что драка неизбежна, начинай первым, но только не со слабого. Атакуй самого опасного. Первый удар определит исход». Так учил меня Илай. Этому я буду следовать – лучшего советчика в природе не существует. Я выбрал лидера и в то же мгновение заметил металлический блеск в его правой руке.

«Определись, откуда будут наносить удар. Если лезвие со стороны большого пальца, то снизу. Удар снизу слабее, но опаснее, так как наносится под ребро и может повредить внутренности. Удар сверху сильнее, но если не попадет в глаз или в шею, то не опасен и всего лишь оставит царапину или шрам, как повезет. Сверху ты надежно прикрыт скелетом. Не волнуйся за сердце. Оно защищено грудной клеткой. Пробить ее невозможно. И еще – и это хорошая новость. Если нож не имеет специального предохранения на рукоятке и нападающий попадет в кость, то его рука соскользнет вдоль рукоятки, и он порежет ладонь и пальцы. И под конец – по-настоящему хорошая новость – большей частью нож используется для устрашения, а не для реального удара, но, к сожалению, рассчитывать на это опасно. Помни защиту одной рукой и двумя от удара снизу и сверху, лучше двумя. Самую большую ошибку люди допускают, когда выставляют руки. Никогда не делай этого. Начинай защиту только после того, как нож вошел в движение. У тебя хорошая реакция, ты успеешь. Только не теряйся и не пугайся». Привожу инструкции Илая в том виде, как они были восприняты в момент тренировки. В каком виде они проявились в памяти в тот момент, когда понадобились, не помню. Придумывать не буду.

Слежу за рукой с ножом. Не имею представления, что происходит с двумя другими недоносками. Начинаю благоразумно отодвигаться назад, но через мгновение с ужасом понял, что отступаю не я, а только туловище. Ноги застряли, зацепившись за какой-то тяжелый мешок, непонятно как очутившийся сзади. Мешок высокий и не позволяет мне просто упасть. Теряю равновесие и опрокидываюсь назад. Понял. Это не мешок, а третий подонок наклонился сзади меня. Я сделал кувырок назад и, как кошка, вскочил на ноги.

Произойдет одно из двух. Я буду беспощадно избит. Может, даже покалечен. Либо забуду про все «не торопись» на свете, про все самые благонамеренные инструкции Илая. Вернусь на миллионы лет назад и превращусь в неукротимого беспощадного дикого зверя, не только не знающего пределов, а попросту их не имеющего. Руки мои свободны, в какой-то момент (ни малейшего представления, в какой) портфель был отброшен далеко в сторону. Я начал без разбора кромсать, молотить руками и ногами, уничтожать и если понадобится убивать, не чувствуя боли, не зная, получил ли уже удар ножом и сколько их было – этих ударов. Ни о чем не думаю, испытываю одну только ярость, и она выполняет за меня всю необходимую работу.

Жил ли Илай во мне с самого моего рождения, поселял ли он себя в меня некими магическими упражнениями по ночам, пока я мирно спал, не подозревая о тайных метаморфозах – этого я не знал. Но все сомнения разом исчезли, лишь только я нанес первый удар – Илай был во мне, и все, что от меня требовалось – дать ему свободу действий.

Приближались и уносились искаженные лица. Махались, неслись, наталкивались на меня и разлетались по сторонам незнакомые мне кулаки, утыкались во что-то мои собственные. Не имею представления, сколько это продолжалось, не знаю даже, в каких единицах измерять это самое «сколько», пока не осознал, что дерусь не один.

Рядом со мной какое-то рычащее, оскаленное существо, покрытое знакомой рыжей шерстью, кромсает и разрывает клыками икры, кисти рук. О, ужас. Высоко подпрыгнув, вонзается в горло главного. «Нет, ко мне» – крикнул я истошно, забыв, что «нет» переводится на собачий как «фу». Но Альфа поняла. Послушно (и не могу поверить) мгновенно отпустила несчастного. Стала рядом слева от меня, прижалась к моей ноге, пытаясь то ли поддержать меня, то ли удержать себя. Широко открыла пасть. Высунула язык. Тяжело и часто дыша, начала следить за движениями противников, готовая дать волю загнанной по моей команде под самую шерстку ярости, как только получит мое на то разрешение.

Лихорадочно размазывая слезы, слюни и сопли свора стремительно покидала поле сражения.

Я слежу за их отступлением и замечаю еще одного человека, старавшегося остаться незамеченным, почти невидимым, осторожно покидающим школьный двор. Глаза, ослепленные солнцем и затуманенные соленой влагой пота, возможно, слез, мешают узнать наверняка, кто это, но догадка у меня есть.

Альфа борзо сменила гнев на ласку и начала деловито приглашать меня погладить свою холку в знак благодарности за поддержку. Я слушаюсь и сразу же попадаю в западню. Лишь только прикасаюсь к ее холке, она мгновенно выворачивает голову и начинает слизывать кровь шершавым языком вокруг шрама на тыльной стороне правой руке. Я не чувствовал боли и посему не знал, делала она это с анестезирующей или антисептической целью. В ответ на мои сомнения Альфа отпустила руку и зевнула. Будто не существовало никакого горла, которое она пыталась перегрызть минуту назад. Точно также вслед за Альфой я не мог поверить в существование ножа, только что порхавшего в воздухе.

Я попытался вернуть себе руку, но Альфа успевает раньше схватить зубами рукав сорочки и потянуть вниз, вынуждая меня присесть на колени. Я повинуюсь – уж такую малость она определенно заслужила. Альфа больше не тянет руку вниз, но и не отпускает. И только получив мое согласие – «хорошо, не буду двигаться», освобождает рукав и тем же шершавым манером зализывает мое лицо.

***

Илай пришел домой вслед за мной, довольный, как всегда играючи легкий, несмотря на рост и вес, прокричал «Как дела? Как день?» и не ожидая ответа, удалился в спальню (она же кабинет, библиотека, спортивный зал, она же все остальное). К этому моменту я помыт, припудрен, законспирирован, но все еще обеспокоен, что могу быть вычислен и уже начинаю довольствоваться тем, что не был, когда он выскакивает из универсальной спальни. «Что случилось, кто это?». Как он понял? Я-то был уверен, что сделал исключительную работу, чтобы все случившееся осталось тайной.