Истина — то, откуда или по чьей воле произошел мир. И одним из первых существ мира была… как думаешь, кто?
Кобзарь был уже на самой вершине. Он развернулся, бирюльки на его шляпе станцевали лихой твист и зацокали друг о друга. Кобзарь уже не улыбался, его глаза были светлы и холодны.
Он уселся в кресло, закинул ногу на ногу и положил руки на подлокотники.
— Первым существом в мире была Смерть.
Кобзарь щелкнул пальцами, и на стенах зажглись светильники. Стены закружились, замелькали двери Тронного Зала, и Теодору почудилось, будто Вселенная движется вокруг них двоих, а они стоят в самом сердце мироздания.
— Ты говорил, — хрипло сказал Тео, — что знаешь все, потому что знаешь истину. Значит, вот что имелось в виду?
— Именно! — Кобзарь качнул головой. — Я единственный во всем мире, кто понимает, что это такое. Истина создала огромный мир — тот, в котором ты живешь. И на земле появились люди. Смерть же создала Полночь, свой волшебный мир — темную изнанку солнечного. Здесь бушевал хаос: первыми пришли таинственные существа ночи — в день создания Полуночи появился Черный Кик, потом ураганом пронесся по темным землям Балаур. Смерть даже добыла из камня ветр, и Полночь огласилась чарующими песнями Каликса и Эмпирея.
А еще, с первых мгновений, появившись на свет, Смерть поняла две вещи. Первая: она хочет полюбить мир всем сердцем. Вторая: сердца у нее нет и не будет.
Кобзарь улыбнулся, и от этой улыбки по спине Тео пробежали мурашки.
— Все дело в Великом Законе. «Dura lex, sed lex», — говорили в Риме. Закон суров, но таков закон. Каждое из трех высших существ — Любовь, Война и Смерть — должно было выполнять свою функцию. Цель, с которой они были созданы. Любовь не имеет лица, Война — глаз, а Смерть — сердца. Так они были задуманы, ибо людьми не являлись. Люди же… Мир не белый и не черный, Тео. Мир делится на ночь и день, и люди таковы: они Джокеры, могут быть и врагами, и друзьями. И благодетелями, и убийцами. Это закон Равновесия. Всего в мире поровну: и света, и тьмы.
И вот Смерти была уготована тьма, чтобы это Равновесие поддерживать.
Высший Закон гласил: Смерть должна отнимать человеческие жизни. Таков ее удел. Отныне и во веки веков. И Смерть поняла: ничего с этим не поделаешь.
Теодор глядел на Кобзаря, не веря своим ушам.
— Вторая сказка такова: Смерть погнала ветр и вытесала из ветви Кровавого древа волшебную кобзу, что могла сыграть любую мелодию на свете. Слезы первой из вдов послужили струнами. И теперь Смерть могла веселить себя любой песней. Кроме одной. Знаешь какой, Тео?
— Песни Любви?
— Именно! — Кобзарь щелкнул пальцами. — Ибо Смерти суждено самое тяжкое бремя из всех. Как только я появился на свет, сразу понял: никогда — до самого последнего дня — мне не ощутить любви и не подарить ее другому, Теодор Ливиану. И никто во веки веков не сможет полюбить такого, как я. Ибо кто… — Кобзарь усмехнулся, и в глазах его блеснули слезы, — кто, Теодор…
Голос музыканта охрип, губы содрогнулись от боли. Он отвел взгляд и продолжил шепотом, но все равно Теодор слышал в пустынном зале каждый звук.
— Кто захочет полюбить такого, как я… — Он покачал головой, и бубенцы на шляпе залились плачем. — Этому не бывать, Тео… Никогда. Ибо ни один человек не сможет полюбить саму Смерть. Таково мое бремя. И я несу его тысячи тысяч лет, буду нести всегда. Ибо так сказала Истина. Закон суров, но таков Закон.
Кобзарь закусил губу, глядя на вращающуюся стену.
— Запомни, Тео. Самое страшное существо на свете — не то, которое всех ненавидит. А то, которое страстно желает любви и не может ее получить. Ради этого оно способно на самые безумные поступки. Например, на Макабр.