Еще через час вернулся еще один отряд, но в этот раз были не трофеи, а носилки, на которых кто-то лежал. Я подошел поближе к отряду, на лицах было горе. На носилках лежала девушка, гимнастерка разорвана, и грудь была забинтована. Сквозь бинты шла кровь. Командир отделения – с понурой головой.
– Что случилось? – спросил Георгий.
– Да машину мы остановили офицерскую, Маруся водителя сняла хорошо. Мы со шмайсеров продырявили все, что смогли. Ну и полезли обыскивать. А офицера, видать, не убило, а только ранило. Мы уже от машины уходить начинали, а он из браунинга шмальнул и в нее, родимую, попал. Лучше бы в меня!
К нам незаметно подошел Феодосий и ответил:
– Спокойно, Николай. Придет и твой черед, сейчас жить нужно и воевать нужно. Нет тут твоей вины.
– Как нет, святой отец? Не проверил я фашиста-то? Не проверил! – убивался Николай.
– Гриш, налей ребятам по 200 грамм, завтра вам выходной. А Марусю ко мне в землянку отнесите. Отходит она, я грехи ей отпущу.
У меня опять возникло чувство некого диссонанса и нестыковки, никто из коммунистов не возразил священнику перед лицом смерти, никто не возразил ему, что это все фигня, мол, и не нужно этого ничего. Несмотря на звезды, которые были почти у всех на шапках или пилотках. Звезда и крест рядом. Но праздничное настроение ушло из отряда.
Развели костры и сели в кружки. Выпивки всем не полагалось, только отделению, которое вернулось с потерями. В этот день такое отделение было одно. Я было подумал, может, попробовать спасти эту Марусю? Но потом понял, что пулевое ранение, задето легкое, и еще куча внутренних повреждений, я вряд ли смогу каким-то образом помочь при помощи своего сканера. А хирургически я тут тоже был бессилен.
Когда уже стемнело, вернулся Яша. Куда он уходил, никому известно не было, но он вернулся, улыбаясь своей хитрой улыбочкой, довольный настолько, что показалось, что в лагерь вошло маленькое еврейское солнышко, и стало даже капельку светлей.
– Я говорил, что Яша может все? Таки я вам говорю, что Яша может все! Достать собрания сочинения Ленина на оккупированной территории, где нет прохода евреям? Да нивапрос! Яша достал! Но кто потом вспомнит маленького бедного Яшу, когда будут делить пирог победы? Я вас спрашиваю. Никто не вспомнит старого бедного еврея, который положил жизнь за свою малую родину.
Дружный хохот и улыбки в лагере опять сменили грусть. Кто-то спросил Яшу:
– Яша, а это ты какую родину называешь малой?
– Как какую, Союз Советских Социалистических Республик, конечно.
– А что же для тебя тогда большая родина?
– Вы мне, конечно, не поверите, но это Израиль. По размеру он, конечно, даже меньше, чем черкасская область, но для каждого еврея он занимает самое большое место в его сердце. Помяните мое слово: эта война вернет евреям большую родину.
Еще одна волна хохота накрыла лагерь. Я смеялся вместе со всеми, но понимал, насколько этот тщедушный старик Яша был прав. Евреи действительно получат свою землю после этой войны, но им придется еще повоевать достаточно долгий период времени. Может, именно поэтому, что их земля досталась им таким трудом, они и сделали рай в пустыне?
Я забрал у Яши две авоськи с книгами и сказал:
– А ты прав, Яша, так оно и будет, за книги спасибо. Не буду спрашивать, где ты их взял.
Яша сверкнул глазами, глядя на меня. И продолжил в своем репертуаре и со своим одесским акцентом: