– Это когда?
– В больнице. Я к ней с цветами, понимаешь, с апельсинами…, а она…
– Не помню, – задумалась на мгновение Анастасия Петровна. – Я что-то слаба на мысли стала. Но если сказала, значит, так оно и есть. Паш, а что Виктор, Марина…?
Павел молча протянул ей факс. Сейчас он всей душой ненавидел своих предков и, чтобы исправить неловкость, предложил:
– Бабуль, а давай тебе WhatsUp на телефон установим. Тогда и папу с мамой сможешь увидеть.
– Батюшки, – вдруг всполошилась бабуля, – я и забыла. Телефон-то твой не работает. Хорошо домашний есть, а то бы я вас и не собрала.
Все вдруг дружно бросились давать советы Павлу, как починить телефон. Дядя Фёдор улучил момент и хлопнул очередную.
Алкид вышел на кухню покурить. Ему не понравилось, как больная на голову старуха переглядывалась с внуком. Строительство загородного дома съедало много денег. А тут ещё ревизия в департаменте.
В дверь позвонили.
«Это ещё кто?»
– Алкид, открой, – послышался голос именинницы, – это нотариус.
Анастасия Петровна подписала завещание. Нотариус поставил печать и ушёл.
Алкид остался доволен. Квартира продаётся. Никаких долей жилплощади. Половина суммы уходит семье дочери Фёдора – его жене, другая – Павлу. Фёдору – вся мебель и дача, на которой он и так жил, пропив и продув в карты свою городскую движимость и недвижимость.
***
Гости разошлись. Сидя в кресле, Анастасия Петровна улыбнулась, вспомнив, как Павел потребовал изменить завещание в пользу своих родителей. «Но так не должно быть!» – едва не выкрикнула она, и, заглушая оставшиеся по этому поводу сомнения, проворчала:
– У них свой бизнес, а у меня свой.
Включила телефон. Два пропущенных звонка от Людмилы. План работал. Завтра, как говорил любимый генерал – решающая рекогносцировка.
На следующий день пришла сестричка и сделала больной укол.
Проснулась Анастасия Петровна ближе к вечеру бодрой и почти здоровой. Решила ревизовать «закрома Родины». Через час все шкафы были открыты и обследованы. На столе она разложила добытые фамильные драгоценности и другие ценные вещи.
«Людмилино приданное!». Лицо старушки просветлело, глаза стали влажными.