Я приняла решение: ночью я искупаюсь в священном озере. Мне этого хотелось давно, но раньше подобное деяние считалось бы осквернением святыни. Однако все изменится сегодня – как только в озеро вольется вода Нила, чистота его будет нарушена. Потом его придется освящать заново. Гладкая поверхность прямоугольного водоема отражала блекнущие цвета неба. Убаюканное сумерками озеро не подозревало, что его безмятежное уединение вот-вот будет нарушено. Доселе его тревожили лишь жрецы, зачерпывавшие серебряными ведрами воду для очистительных церемоний, да проплывавшая по нему во время ритуальных мистерий миниатюрная ладья бога. А теперь в запретные воды войду я.

Признаюсь, что мысль о купании одолевала меня на протяжении путешествия почти так же настойчиво, как мечта об уединении. В нашем дворце множество бассейнов, и купание есть элемент повседневной жизни, но за пределами Александрии все иначе. Дома наместников областей – я обычно останавливалась у них – представляли собой, как правило, просторные особняки из выбеленных глинобитных кирпичей, с огороженным садом и неизменным декоративным рыбным прудом, обсаженным пальмами. Посидеть вечером возле дышащего прохладой водоема было приятно, но вздумай кто-то в него залезть, это вызвало бы переполох среди рыбешек. И вообще, купание больше в ходу у детей, чем у взрослых. В Риме – мне об этом рассказывали, а впоследствии я убедилась сама – бани играют заметную роль в повседневной жизни, но там это нечто особенное. Они служат не только для поддержания чистоты (как у греков) или для удовольствия (как у детей). Нет, римляне ухитрились превратить их в очаги политических интриг, сплетен и заговоров. Как, впрочем, любые общественные места.

Но довольно о римлянах. Почему я позволяю им вторгаться в мои воспоминания о сумерках в Верхнем Египте? Я помню, как молча ждала появления вечерней звезды, а когда увидела ее, встала со скамьи и направилась к краю озера, хлюпая босыми ступнями по подступающей нильской воде. Воды озера и реки разделяло около шести локтей.

Я двинулась к ступенчатому спуску, откуда жрецы в ритуальных одеждах наполняли свои священные сосуды, и остановилась на нижней надводной ступени, глядя на незнакомую темную воду. О глубине озера у меня не было ни малейшего представления. Вполне возможно, оно скроет меня с головой, но от страха перед водой я давно избавилась.

Я ступила в озеро, перейдя на ступеньку ниже – одной ногой, потом другой. Вода была теплой, поскольку целый день впитывала солнце: трудно сказать, где кончается воздух и начинается вода, ибо они имели одинаковую температуру. Еще один шаг – вода достигла колен, а намокший подол моего белого одеяния окружил ноги подобно священному цветку водяной лилии. Мои шаги прогнали по широкой водной глади рябь, бесшумно распространившуюся в самые дальние уголки водоема.

Шаг за шагом я спускалась по каменной лестнице, пока теплая вода не омыла мои плечи нежно, как заботливые руки Хармионы. Ощущая спокойствие, близкое к блаженству, я закрыла глаза и сделала глубокий вздох. Наводнение, судьба народа, спасательные мероприятия, налоги и траты – обо всем этом я подумаю завтра. Не сейчас! Не сейчас!

Оттолкнувшись от ступенек вперед, я зависла в вертикальном положении. Было глубоко, под вытянутыми ногами не ощущалось и намека на дно. Я медленно развела руки и перешла в горизонтальное положение, намереваясь не столько плыть, сколько держаться на плаву и наслаждаться безмятежной леностью.

Небо потемнело, одна за другой начали появляться звезды. Через несколько мгновений край озера пропадет из виду и я уже не смогу определить, далеко ли я от берега. Вокруг меня еще виден белый ореол – мое белое одеяние, но это пока. Придет тьма, и никто не сможет добраться до меня, никто не увидит меня, никто не узнает, что я там…

Нужно было выбраться на безопасное место, пока я могла видеть, куда плыву. Однако вместо этого я медленно поворачивалась в теплой воде, радуясь ощущению невесомости. Невесомость, легкость – вот чего мне так не хватало! Я устала нести на себе бремя царства, устала от постоянной ноши, непосильной и для десяти человек. А ведь я хотела помочь Цезарю и разделить бремя его власти!

«Эта ноша слишком тяжела для одного человека, – говорила я. – Позволь мне помочь тебе».

Какая несусветная глупость! Куда мне, согнувшейся под тяжестью Египта, подставлять свои хрупкие плечи под бремя Цезаря – весь мир?

«Но тебе лишь двадцать два, – зазвучал в голове вкрадчивый голос. – И Египет не просто страна, но одна из самых больших и самых богатых в мире. К тому же с тех пор как ты взошла на престол, боги не жалуют Египет: наслали засуху, а теперь наводнение. Продолжают сказываться последствия войны…»

Усилием воли я заставила этот голос умолкнуть. Сильный находит новые силы, слабый подыскивает себе оправдание. Правда в том, что управлять любой страной – дело нелегкое. Даже у маленькой деревушки есть свои проблемы, и решать их приходится местному вождю. У правителя нет легких путей.

Внутри храма, стоявшего неподалеку, мелькнул свет. Зажигали факелы, пляшущий огонь отражался на воде. Толстые колонны из песчаника словно светились. Между колоннами двигались черные тени, и я даже на расстоянии почувствовала сладковатый запах камфорных благовоний. Жрецы готовили к ночи статую бога в святилище из полированного черного камня.

Я слышала и другие звуки – тревожные, поскольку мне было известно, кто их издает. Священные крокодилы. Их пруд находился на дальней стороне храма, за крепкой изгородью. Когда Нил поднимется еще выше, вода перельется через ограду и крокодилы найдут путь на свободу. Наверное, они возблагодарят Нил за неожиданный подарок судьбы.

Я бесшумно поплыла к дальней стороне озера, к противоположному ступенчатому спуску, уткнулась в каменную лестницу и села на ступеньку, позволявшую мне оставаться в воде. Страхи остались позади, затруднений с возвращением на сушу не предвиделось, и у меня пропало всякое желание покидать озеро. Я могла оставаться здесь, сколько заблагорассудится.

Когда я наконец поднялась по ступенькам, с моего тела струилась вода, как с тела дочери морского бога. Я успела сродниться с плотной водной стихией, и воздух стал казаться неестественно разреженным и холодным.

Впрочем, похоже, и на самом деле похолодало. Я поежилась: мне предстоял долгий путь пешком обратно в город, а я не захватила с собой накидку. В дневное время в Верхнем Египте жарко даже в хитоне из тончайшего полотна, а о верхней одежде и думать не хочется.

Впрочем, я почти радовалась этому холоду: теперь я поняла, каково тем моим подданным, которые по бедности не могут обзавестись теплой одеждой. Мне рассказывали, что некоторые семьи имеют один плащ на двоих: в холодную погоду его надевает тот из супругов, кому нужно выходить из дома. Как вам такое понравится? И это в Египте, в богатейшей стране мира! Надо полагать, участь бедняков в Риме и вовсе ужасна.

«Нет, – строго сказала я себе, – о Риме вспоминать нечего. И незачем. Рим далеко, и вряд ли я его увижу».