Случись мне задать такой вопрос, тут же последовал бы протест защиты. Говорил ли Томми правду, предстояло решить присяжным, а не свидетелю. Сам Элиот не раз повторял этот тезис.

Я насторожился.

— Да, я ему верю, — сказала Дженет присяжным.

— Несмотря на долгое молчание и отсутствие физического насилия?

— Это вполне объяснимо.

— Да, — сказал Элиот. — Ваша вера заставляет вас игнорировать любые несоответствия.

— Протестую. Недоказуемо.

— Протест принят, — сказал судья Хернандес. — Не спорьте со свидетелем. Прошу не учитывать последнее замечание, — добавил он в адрес присяжных. Как будто можно было просто забыть сказанное.

— Я хочу выяснить, лжет ли Томми, — сказал Элиот. Чувствуя, что я закипаю, он поспешил добавить: — Учитывая ваш многолетний опыт и сотни пациентов. Поясните, пожалуйста, что бы вас навело на мысль, что ребенок лжет?

— Ну, искажение фактов, например. Минимум упорства, когда в нем сомневаются.

— Как Томми, — внезапно сказал Элиот.

Дженет нахмурилась.

— Нет, — сказала она.

Элиот не унимался, он, казалось, пытался воскресить нечто в памяти доктора.

— Ведь были случаи, когда он отказывался от своих слов, признавался во лжи?!

Дженет, нахмурившись, покачала головой.

— Он ни разу не говорил, что ошибся? Что между ним и Остином Пейли ничего не произошло?

— Никогда, — твердо ответила Дженет.

Элиот в недоумении уставился на Дженет. Я похолодел. Элиот не задавал пустых вопросов. Он что-то припас.

После того как весь зал оценил его удивление, Элиот взял себя в руки.