— Держитесь, сейчас мы перевернемся! — предупредил старый ученый своих спутников.
Все ухватились за борта корзины и едва успели принять эту предосторожность, как аэростат сделал отчаянный поворот вокруг своей оси.
— Мы вступили в пояс притяжения Марса? — спросил Гонтран профессора через разговорную трубку.
— Да, и вот это — Фобос! — отвечал тот, указывая рукой на небольшой кружок, блестевший на темном фоне неба красноватым светом.
— Долго мы будем спускаться?
— Я думаю, не больше часа.
Красный кружок увеличивался с каждым моментом. Казалось, не аэростат падает на поверхность его, а сам спутник Марса с головокружительной быстротой несется им навстречу.
Перегнувшись через борт корзины, они с любопытством разглядывали новый мир.
— Мы уже в атмосфере Фобоса, — сообщил дочери Михаил Васильевич, не спуская глаз с манометра, в одном колене которого ртутный столб быстро поднимался, а в другом опускался.
— Можно, значит, снять скафандры, папочка?
— Ну, нет; кто еще знает, какова эта атмосфера и можно ли нам дышать в ней? Подождем лучше высадки.
Дожидаться пришлось недолго: не прошло и четверти часа, как корзина аэростата стукнулась о твердую почву. К сожалению, путешественники решительно не могли рассмотреть, где они и что с ними делается: кругом царил беспросветный мрак.
За первым толчком скоро последовал второй, потом третий и так далее; корзину, видимо, тащило по поверхности почвы. Наконец, Сломка кинул якорь, висевший у борта корзины, и аэростат остановился.
— Ну, вылезайте! — пригласил своих спутников инженер.
Честь первым ступить на почву нового мира была предоставлена Михаилу Васильевичу, как главе экспедиции. За ним вышла Елена, сопровождаемая своим женихом. Далее следовал Фаренгейт. И вдруг, совершенно неожиданно, освобожденный от значительной тяжести груза, аэростат быстро рванулся вверх, вырвал неплотно засевший в почве якорь и исчез в темноте, унося в безоблачные пространства Сломку.
— Вячеслав, Вячеслав! — с отчаянием воскликнул Гонтран, забывая, что его голос не может быть слышен через скафандр.
Несколько минут путешественники стояли, не зная, что им сделать. Наконец старый ученый соединил свою разговорную трубку с аппаратом Фламмариона и успокаивающим тоном произнес:
— Не бойтесь за участь своего друга. Он смел, находчив и лучше знаком с аэростатикой, чем с астрономией. Наверное, через несколько времени он найдет средство спуститься вниз.
С подобным же утешением старый ученый обратился и к Фаренгейту, но практичного американца больше беспокоила участь его алмазов, чем судьба Сломки.
— Что теперь нам делать? — спросил профессора американец.