Таковы были первые слова Гонтрана Фламмариона, когда он, проснувшись, взглянул на своих, еще спавших спутников. Все они, не исключая и Елены, были черны, как негры или трубочисты.
— Что за чудо? Уж не обманывают ли меня глаза?
Гонтран хотел протереть глаза, но заметил, и у него руки словно в чернилах.
— Вячеслав, Вячеслав, — бросился он будить своего приятеля.
— Ну, что еще? — спросил тот недовольным голосом, не открывая глаз и готовый перевернуться на другой бок.
— Посмотри, пожалуйста, что тут случилось.
Инженер, ворча, поднялся, но едва взглянул на лицо Гонтрана, как громко расхохотался.
— Ха-ха-ха! Что это тебе, чудак, пришло в голову так вымазаться?
— А взгляни-ка на прочих!
Сломка кинул взгляд на спавшего около своей трубы профессора, и его веселость удвоилась: седой, как лунь, ученый в одну ночь превратился в самого жгучего брюнета.
— Да не смейся, брат, и сам не лучше других, — с досадой прервал его Фламмарион, поднося к носу инженера карманное зеркальце, в котором отразилась черная, как сапог, физиономия.
— Ах, черт возьми, и в самом деле — пробормотал Сломка.
— Что такое случилось ночью, объясни, пожалуйста! — приставал к нему Гонтран.
— Постой, сначала умоемся, а потом уж будем думать.
Инженер направился к ручью, но увы, — последний из прозрачного ключа превратился в чернильный поток. В то же время Сломка заметил, что вся почва кругом покрыта слоем какого-то тончайшего черного порошка.
— По-видимому, уголь, — решил он, взяв горсть черной пыли. — Откуда же он взялся?
— Что это такое? — раздался обращенный к приятелям голос проснувшейся Елены. — Что это со мной?
Молодая девушка недоумевающе смотрела на свои нежные руки, теперь совершенно черные.
Фламмарион подбежал к ней и в нескольких словах рассказал о событиях ночи.
— Как же быть? Надо достать чистой воды, чтобы умыться, — проговорила Елена.