Волна горячей радости прилила к сердцу Вальтера Брентена. Никогда он не был так горд своим сыном, как в это мгновенье.

— Прекрасно сказано, мой мальчик! Спасибо тебе… Мне вспомнились слова одного из наших величайших людей: «Ныне Германия — это кладбище; завтра она будет раем!» Но та Германия, сынок, о которой мы с тобой мечтаем, сама не придет к нам, ее либо построят люди нашего толка, либо ее не будет вовсе. Учись, да поскорее, родной, — нашему народу нужны такие люди, как ты.

Долго еще шли они рядом и молчали. Наконец Вальтер Брентен спросил:

— Когда ты едешь?

Виктор ответил:

— Надеюсь, что скоро. Тут кое-что помешало моему отъезду.

— А что именно? — спросил Вальтер.

— Нам не разрешено говорить об этом, папа.

— И мне тоже нельзя сказать? — спросил тот, рассмеявшись.

— Да, и тебе тоже нельзя!

— Ну, тогда не буду любопытствовать!

— Я бы тебе все равно не сказал, даже если бы ты любопытствовал, отец.

Они дружно рассмеялись, и Вальтер Брентен, как закадычному другу, положил руку на плечо своему сыну, сержанту Советской Армии.

С первого часа своего приезда в Берлин Вальтер, где только мог, расспрашивал об Эрнсте Тимме. Большинству товарищей это имя было незнакомо. Одна коммунистка, встречавшая Тимма еще до 1933 года, о его дальнейшей судьбе ничего не слышала. Наконец Вальтер встретил товарища из Саксонии, который знал Эрнста Тимма по первым годам подпольной работы; ему было известно, что после ареста Тимма имперский суд в Лейпциге приговорил его к многолетнему тюремному заключению.

— Где он может быть теперь? — спросил Вальтер.

— Никто тебе на этот вопрос не ответит, товарищ Брентен.

— А куда в гитлеровское время отправляли в Саксонии приговоренных к каторжной тюрьме?

— Обычно в Вальдхейм. Но, бог ты мой, тюрем-то было много.

Товарищи, отбывавшие свой срок в Вальдхейме, подтверждали, что Эрнст Тимм сидел там вместе с ними. После долгих хлопот Вальтеру удалось получить машину, и он отправился в Вальдхейм, чтобы на месте узнать о судьбе друга.

Перед самым отъездом в экспедиции Центрального Комитета партии ему вручили письмо из Москвы. Оно было от Айны.