— Это когда ты меня украла? Для чего кстати? Хотела сделать своей собственностью? Сохранить только для себя и пользоваться, когда захочешь? Слушай, а где твоя гвардия, кстати? Там же чуваки такие были крутые.
–Во-первых, это не моя гвардия. А во-вторых, ты не увиливай, говори давай.
— Я, подумал? — недоумённо спрашиваю я — Это когда тебя увидел, что ли?
— Блин, Бро! — злится она.
— Ладно-ладно, скажу так и быть. Я подумал, классная тёлочка прям вот вооб…
— Что?! — такое ощущение, что она сейчас взорвётся от гнева. — Тёлочка?! Нет, ты охре…
— Молодые люди, вы стоите или нет? — раздаётся недовольный голос. — Проходите тогда, вон у кассы нет никого.
Мы смотрим на кассу и прыскаем со смеху. Действительно, там уж давно нет никого, а мы тут болтаем, шуры-муры и кто что подумал.
— Извините, — говорю я. — Да мы стоим, конечно... Так что, пряники берём, Чио-Чио-Сан?
Мы выходим из магазина с кучей покупок. Вечереет и сумерки становятся густыми и влажными. Блин, и я чувствую себя мальчишкой…
Мы снова идём по тропе через «скверик» и практически уже выходим из него.
— Айгуль.
— Чего? — она останавливается и, повернувшись, смотрит на меня.
— Нет, ничего, — усмехаюсь я.
И она усмехается, только, в отличие от меня, грустно. Вроде как понимает, да чего там, мы оба понимаем, что это всё вот это, включая нас, лишь фантазия и ровным счётом ничего из этого не выйдет. Не выйдет, но при других раскладах или при других обстоятельствах вполне бы могло. Если бы она, если бы я, если бы мы все… В этом сослагательном наклонении и кроется причина неясной печали и лёгкой весенней грусти…
Но печалиться не нужно. Ведь во всём виновата весна и нервы. Чистая химия и ничего больше — аминокислоты, гормоны, дурацкие серотонины и окситоцины. Просто мы все сейчас немного на взводе. Вот откроемся завтра и всё наладится, станет, как и должно быть. Мандраж уляжется, и жизнь понесётся по накатанной колее, а все глупости останутся в сегодняшнем вечернем тумане.