— А он хоть ничего пацан? — спрашиваю я.

— Ну, так. Ты чё, забыл, как он тебя отп***ил два года назад?

— Забыл, ага. Я ж не злопамятный.

— Ну, ты даёшь, — качает головой Серёга. — Резкий он чересчур. Как понос. Но девки за ним бегают. Так ты не расстроился что ли?

— Блин, нет конечно. Я только обрадовался за них. Честное слово.

Серёга смотрит с недоумением и явно желает спросить что-то ещё, но раздаётся звонок и мы усаживаемся за парты. А я действительно радуюсь, что проблема так удачно решилась сама собой и теперь не нужно ломать голову, что делать с Рыбкиной и её любовью.

Но… Радуюсь-то я радуюсь, да вот только почему-то на самом деле мне нерадостно. Странно, но в груди будто ком застревает, и показное веселье испаряется, оказавшись вдруг ненастоящим. А то, что настоящее, обволакивает сердце холодным тугим киселём и сдавливает, сдавливает, сдавливает… Какого хрена!

Я вырываю лист бумаги и пишу записку: «Наташ, надо поговорить». Складываю из неё самолётик и, когда учитель отворачивается, кидаю ей на парту. Она, не глядя в мою сторону, разворачивает мой листок и быстро читает. Потом оборачивается ко мне и отрицательно качает головой.

Ну, ёлки… По спине прокатывается холодок. Правда? Она правда отказывается говорить со мной? Кажется, да…

После урока она выпархивает из класса вместе с другими девочками и в мою сторону не смотрит. А духи «Дзинтарс» остаются лежать на парте. Она даже не глянула, что я ей подарил. Ладно. Отставить смятение. Это просто с непривычки. Я привык, что она всегда вьётся вокруг меня, а это… Это лишь уязвлённое самолюбие. Да, точно. Ничего больше.

После школы я бегу к Платонычу. Не сразу. Сначала вырываюсь из когтей Крикунова:

— Нет, Андрей Михайлович. Сегодня точно нет. Даже и не заикайтесь ни о каких заседаниях. Давайте без меня. В конце концов, заслужил я хотя бы один отгул за ваше триумфальное возвращение в большой Комсомол?

— Брагин!

— Я уже пятьдесят лет Брагин! Я всё сказал. Останемся друзьями, а не врагами. Вам же лучше будет.

Кажется, по моему настрою он понимает, что сегодня лучше меня отпустить. Так что вырвавшись из его рук я бегу к Большаку. Он дома. Дожидается меня.

— Дядя Юра, это тебе, — протягиваю я ему бутылку бальзама.

— О! — говорит он. — Спасибо. Он у меня хорошо идёт с кофе. Хочешь попробовать?

После вчерашнего от одной мысли об алкоголе меня передёргивает.

— Нет-нет, спасибо, — отказываюсь я. — Уже пробовал. Не моё. Мне просто кофе, если можно.

— Можно, отчего ж нельзя…