Но у меня и самого не получается не ёжиться и не мёрзнуть. Поэтому, мы жмёмся друг к другу, как котята, как влюблённые юнцы, находящие утешение единственно в тепле друг друга. Но тепло это эфемерно, поэтому, дойдя до первого же открытого ресторана, мы сразу забегаем внутрь и выбираем столик у пылающего камина.

Мы садимся за стол и заказываем кучу еды. Свекольник, отварную картошку с творогом, жареную на гриле миногу и кровяные блинчики. Категорически отказываемся от селёдки в молоке, и официантка смотрит на нас как на слабаков.

Зато даём уговорить себя на блинчики из свиной крови, но долго не решаемся к ним притронуться. Потом мы всё-таки их пробуем и тут же съедаем полностью, без остатка, поскольку они оказываются довольно вкусными.

— Ну, — говорю я, когда нам приносят чай с хлебным супом. — Давай свои вопросики. Под десерт. Подсластим пилюлю, как говорится.

Хлебный суп — это десерт из ржаного хлеба и взбитых сливок, похожий на тирамису. В нём красивыми слоями выложены мягкие сливки, брусничный джем и чёрные хлебные крошки. Вкусно, ёлки. Даже и не ожидал.

Ира румянится и запекается от каминного жара. Взгляд у неё становится соловым и от сытости и близости огня она делается похожей на пьяную.

— По сути, — отвечает она, орудуя вызывающе облизывая десертную ложечку, — все мои вопросы сводятся к одному. Кто ты такой, Егор Брагин?

— Ты думаешь, я инопланетянин? — улыбаюсь я. — Или рептилоид?

Она не улыбается и вообще пропускает мимо ушей мою реплику.

— Тебе всего семнадцать, но у тебя куча знакомств. В горкоме партии, в КГБ, в уголовном мире, среди контрабандистов. Я же не дура, я вижу. Как это возможно, а? И почему даже я, взрослая баба, вожусь с тобой и, представь только, всё ещё не хочу сбросить с обрыва после далеко не первой ночи любви? Итак, давай, рассказывай. Говори всё, как на духу.

— Кто я такой?

— Вот именно. И не смей пытаться меня одурачить. На самом деле, я всё прекрасно знаю. Абсолютно всё. Просто хочу услышать это от тебя.