Глава 7

Отчаяние переполняло Янинку. Вот уж около года прошло, как она с 1 матерью по воле злого рока опять оказалась изгнанной из обжитых мест. Серафима заверяла дочку, что это ненадолго, надо лишь переждать смутное для них время. Но это же время с каждым днём всё больше и больше искореняло надежду на возвращение к нормальной жизни. Словно воск, эта надежда таяла и слезами исходила, оплакивая лучшую пору жизни, которую девушка проводит в этой глухомани. Вокруг только лес и уныние, болота и тоска. А сколько ещё рассветов предстоит ей встретить здесь в одиночестве?

Янинка знала, из-за чего они оказались в этой глуши. Знала и не могла простить. Между ней и матерью всё чаще возникали ссоры и размолвки. Девушка едва ли не каждую ночь проливала горькие слёзы. Серафима становилась всё более озлобленной и раздражительной.

Янине иногда даже казалось, что мать вымещает на ней злобу за свою неудавшуюся жизнь. А то, что злой рок преследует Серафиму, так дочка на это уже давно ей сказала: «Кара божья за твои дела грешные!»

Сколько девушка себя помнит, столько и приключались с ними всякие гонения, вернее, гонения матери, а заодно, естественно, доставалось и дочке. Мать не любила рассказывать о значимых эпизодах своей жизни, потому что хвалиться было нечем. А всё, что случалось поганое, Серафима всегда преподносила это Янине совсем в ином свете, дабы обелить себя и свои деяния. Вот только первый и самый страшный случай был из-за деда. Янина тогда была маленькой и очень смутно всё припоминала, но отдельные моменты всё же так врезались в память, что она будет их помнить до конца дней.

Серафима всё время на расспросы дочки об участи деда рассказывала ей целую сказку-страшилку о зверстве и жестокости неотёсанных мужиков, напавших тогда на их хутор. Но Янинка подрастала, видела, чем занимается мать, и знала, чем занимался дед. Впоследствии у неё сложилось своё представление о том ужасном дне…

Давно это было. Жили тогда они на каком-то хуторе. Жили вчетвером: дед, Серафима с мужем и их маленькая Янинка. Батьку Янинка помнила смутно, но обрывочные воспоминания о нём остались самые светлые. Потом, как поняла она уже позже, батька, узнав, что тесть колдун, да такая же и женка, оставил их. Дед, и до этого не отличавшийся мягкостью характера, после ухода зятя совсем взбеленился. От злости старика доставалось почти всем, кому доводилось иметь с ним какое-либо дело. Крестьяне едкого старика побаивались и всячески старались избегать ненужных встреч с ним. Дочку и внучку старый ведьмак не то чтобы любил, но относился к ним терпимо, даже, можно сказать, с крестьянской заботой: обоим находил работу.

И вот однажды в один из знойных летних дней дед Янины возвращался из местечка пешком. Был базарный день. Старую лошадь, да ещё и с изъяном дед удачно продал — он знал, как это сделать — и в добром расположении накупил домой всякой всячины. Да не рассчитал маленько! Лошади-то уже не было.

Хоть и крепок был ещё старик, но уж больно тяжко давалась в тот день дорога. Добрый десяток вёрст ещё впереди, а в котомке за плечами под пуд[19] ноши, да над головой полуденное солнце нещадно палило. Очень трудно было старику в тот час. Но через некоторое время, на счастье старика, нагнала его подвода, а на ней три знакомых мужика из соседней деревни. Приостановили лошадь, чтобы путника подвезти, а когда увидели, что это за путник, отпихнули его, да коня в галоп пустили, чтоб отъехать быстрее и как можно дальше. Испугались козней колдовских. Думали на задрипанном конике уйти, чтоб, не дай бог, неприятность какую не нажить. Ан, нет! Наоборот вышло. Как раз и нарвались на неприятности.

Ярости старика не было предела. Весь путь проклинал мужиков на чём свет стоит и особенно того, кто лошадью правил; от злости аж кипел весь! Зато дорогу преодолел незаметно. Причинённая ему обида не давала уснуть до глубокой ночи. И всё это время ведьмак слал на обидчиков самые страшные проклятия, которые не заставили себя долго ждать.

То ли это было совпадение, то ли и в самом деле проклятия сбываются, но буквально на следующий день лошадь, на которой ехали мужики, околела. Правда, она уже и так совсем старенькая была, весной соху с трудом еле тягала. А тут её по жаре порядком прогнали, да не уследили, чтобы воды сразу после этого не пила. Вволю из дежки напилась, а это для любого живого существа в большую тягость. Вот и не выдержала лошадка. Кого винить? Знамо кого — ведьмак приделал. Голосили мужик с бабой по издохшему конику, а тут и другая баба заявляется. Хозяин её, что вчера тоже ехал на возку, ходить не может: ногу подвернул. Полез стреху подправить, да и кувыркнулся с лестницы. Тут уж дураком надобно быть, чтоб не догадаться, что не спроста всё это. Таких совпадений почти и не бывает! Побежали все вместе к третьему вчерашнему попутчику. Не успели добежать, а уже гвалт на полдеревни услышали, и дым валит из-за хлева у того мужика. Сначала, как увидели сполохи дымные, решили: хлев горит. Но, слава богу, оказалось, что детишки подпалили копну сена за хлевом.

Летом селяне печку топили, только чтоб хлеб испечь или щей каких сварить. Вот детки и умудрились незаметно вытянуть угольков. Начали играться с огнём, прячась от взрослых за стожком сена, а как в руки припекло, так и упали угольки в сухую траву. Хорошо, что хоть одно сено сгорело: стожок стоял поодаль от хлева. Опять же вопрос: кого винить? Вроде-то сами за детишками не доглядели. Так не-е-е! Лучше свалить вину на кого-то! Вот и выходило: не доглядели, потому что бес вмешался. А откуда он взялся? Тут тоже всё понятно: ведьмак наслал. И это уж не впервой такое происходило, когда ни с того ни с сего на людей лихо сваливалось. А в последнее время так и вообще неприятности сыпались как из рога изобилия.

И переполнилась людская чаша страха и терпения. Поднялись селяне всёй деревней да на хутор к колдуну ринулись. А когда валит народ толпой неуправляемой да многолюдной, тогда уж не только колдуна не испугается, а и сам чёрт нипочём будет. Разве что урядник смог бы попробовать остановить такую ораву. И то вряд ли.

— На огонь его!