Хотя и скрытно обращались к старухе с такими просьбами, но от людского глаза не ускользнуло, что Хима исполняет их с явным удовольствием. И чем ужасней заказ, тем охотнее она бралась за него. Это многих напугало и оттолкнуло от старухи, а некоторые — нелюдимые и вечно чем-то недовольные — наоборот, зачастили к Серафиме.
Также людям бросилось в глаза и то, что дочка Серафимы ни под каким предлогом не соглашалась помогать матери в её ремесле. На все просьбы сделать какое-либо снадобье или что-то приготовить к ритуалу, девушка отвечала, что не хочет брать грех на душу и вообще старалась скорее покинуть избушку при появлении клиентов. Отношения матери и дочки были натянутыми и непонятными. Это обстоятельство озадачивало любопытных посетителей и порождало различные толки.
Да, если бы Серафима была просто знахаркой или, на худой конец, хотя бы удачливой бабкой-шептухой, всё было бы доступно крестьянскому пониманию. К таким людям селяне относились не то чтобы дружелюбно, но даже с некоторым почтением. В отношении Химы всё было по-другому. От неё веяло страхом…
Но даже страх глаза и рты всем не закроет. Всё подмечалось, и всё чаще в бабских беседах и пересудах проскальзывала мысль, что старая Хима наверняка крепко знается с дьяволом.
А тут участились странные случаи в самих Черемшицах и окрестных хуторах: то внезапно без всяких причин сляжет совершенно здоровый человек, то у чьей-то коровы пропадет вдруг молоко или куры перестанут нестись, а у некоторых крепких семьях сплошной разлад на пустом месте выходит. Естественно, все подозрения сразу ложились на Химу, все злобные экивоки были в её сторону. Всякие неприятные случаи, конечно, и раньше бывали, до появления Химы, но тогда мало обращали на них внимания, да и сваливать вину на кого-то одного не выходило.
Это бабы могли лишь посудачить да посплетничать по такому поводу, а мужики были настроены более решительно. Кроме пустых разговоров, от них уже слышались и явные угрозы, что если и дальше будет так продолжаться, то кто-нибудь из пострадавших точно пустит «красного петуха» в лесной избушке. Но доказательств о причастности Химы к людским бедам никаких не было, и дальше слов никто ни на что не решался. Пришлую старуху теперь уже просто боялись.
Вот с этой старухой, на свою беду, и пришлось два раза столкнуться панскому приказчику. Первый раз Петро встретился с Серафимой в конце лета.
Однажды, спеша на поле, где шла уборка жита, он в скверном настроении скакал на лошади по лесной дороге. Оставалось совсем немного пути: сразу за лесом начинался панский луг, а рядом и поле с хлебом. На повороте Петро внезапно едва не наскочил на неизвестно откуда появившуюся Серафиму. От такой неожиданности конь приподнялся на дыбы, и приказчик еле удержался в седле. Петро был взбешён: то нагоняй от пана получил, то дополнительно работы навалили на его плечи, а тут ещё и эта чёртова шептуха под ногами мешается.
— Ты что, карга старая, посторониться не можешь?! Или тебе кнут по спине давно не гулял! А ну, прочь с дороги! — со злостью заорал приказчик.
— Прости старую, соколик. Нерасторопная стала. Не заметила, — сама растерявшись вначале, виновато произнесла Хима. — Но и ты ж, милок, гляди куда скачешь. Неровен час расшибёшься, — уже более невозмутимо закончила она.
Спокойный тон старухи и особенно последние её слова окончательно вывели из себя Петра. Вскипевшая злость неукротимо рвалась выплеснуться.
— Ах ты, ведьма! Ты ещё поучать меня вздумала?! — приказчик направил коня на Серафиму и замахнулся нагайкой. И лишь в последний момент он опомнился и опустил занесенную руку.
Ни на шаг не сдвинувшись с места, старуха замерла. Она в упор смотрела на всадника. Морщинистое лицо сильно побледнело, а зрачки её расширились до такой степени, что глаза казались просто чёрными. Она молчала и не сводила колючего взгляда с панского приказчика. Петру стало немного не по себе, и он, ещё раз зло выругавшись, буркнул в адрес Химы:
— Ладно, бесовское отродье, недосуг мне теперь возиться тут. Но я ещё с тобой разберусь.
Стеганув коня по крупу, приказчик с места пустил его в галоп. Отъехав шагов на сорок, Петру непреодолимо захотелось вдруг оглянуться. Он поддался необъяснимому желанию и повернул голову. Ничего сверхъестественного приказчик не увидел. Старуха по-прежнему стояла на том же месте и всё ещё провожала его своим странным чёрным взглядом.
Гарцуя на коне, всадник не мог рассмотреть с такого расстояния, что губы старухи шевелились. Со стороны казалось, будто она кому-то что-то быстро рассказывала. Но рядом с Серафимой никого не было и слов не разобрать. Она просто что-то шептала…
Второй раз Петро встретился с Химой через несколько недель после случая на лесной дороге. Это уже была даже не встреча, а самая настоящая стычка.
В сентябре, когда селяне уже заканчивали убирать с панских грядок картофель, Петро ехал проверить, как идет работа. Пан Хилькевич невесть откуда привёз какой-то новый сорт клубней и занялся их разведением, а приказчику поручил вести строгий надзор за их сохранностью. Лишь нескольким крепким хозяевам Семен Игнатьевич дал весной для пробы по полведра таких же семенных картофелин.
И вот невдалеке от привычных фигур крестьянских баб приказчик вдруг заметил Химу. Она стояла на краю поля и о чём-то разговаривала с мужичком, отвозившим подводой картошку на панский двор. В руках старуха держала плетеную из ивовых прутьев корзинку. У приказчика сразу закралось подозрение: «Уж не панская ли картошка в корзине?»
Петро решительно направился к старухе. Он уже отлично знал, кто она такая, но никакого трепета и тем более страха перед ней не испытывал. Его коренастая, ладно сбитая фигура и жилистые руки говорили о недюжинном и крепком здоровье, которым Бог наградил Петра. А служба его, хотя и хлопотная, но вместе с тем давала уверенность в завтрашнем дне. И надеялся Петро во всём прежде всего на себя. Его мало волновали всякие там наговоры-заговоры и прочая такая чепуха.