— Хлеба взял бы… — ответил мужик и, вдруг сделав паузу, догадливо протянул: — А-а-а!

— Ага! — перебил его Лявон, — поздно уже было б! Пока б ты своим куриным розумом соображал, сломы и хлеб твой уже съели б и тебя, недотёпу, стоптали б!

— Во даёт дед! — кто-то аж расхохотался.

Деда Лявона сбить с мыслей и ввести в неловкое положение нестыковками в рассказах было практически невозможно. Любое замечание вызывало у него волну новых выдумок и невероятных объяснений. Что ж, многим любые объяснения деда Лявона было послушать за милую душу.

Уже совсем стемнело. Медвежью шкуру унесли. Эпопея о жизни диковинных животных закончилась. На все возникшие вопросы о «сломах» дадены «исчерпывающие» разъяснения и ответы. Мужики, просвещённые в этой области фауны, весело расходились с яркими впечатлениями и с отличным настроением.

Не стал долго задерживаться на панском дворе и приказчик. Отдав кое-какие распоряжения дворовым, он быстрым шагом направился домой. Свернув на улочку, ведущую к своей хате, Петро различил впереди трусившую фигуру деда Лявона и ускорил шаг.

— Ну что, Лявон, не выгорело чарки на панском дворе? — поравнявшись с дедом, спросил приказчик. Ему хотелось в разговоре отвлечься от чёрных мыслей, одолевавших его наедине. — А то на радостях да за приезд пана могло б и перепасть что-нибудь.

— Ага, там перепадёт — батогом по бокам! Да ещё и на завтра пригласят на опохмелку явиться! — обрадовавшись важному попутчику, бодро ответил Лявон.

— А про слонов-то этих, ты откуда знаешь?

— Так я ж по молодости, когда на подряде был, многому научился. Даже грамоте обучен был. Вот книжку про этих сломов там и читал. — Лявон не мог удержаться, чтобы хоть что-нибудь да не приврать.

То, что Лявон был на подрядных работах, было сущей правдой. Да не где-нибудь, а в самом Менске[12]. Тогда многие помещики отдавали своих крепостных внаём. Для этой цели ездили специальные люди, заключая с панами выгодные для обеих сторон контракты по найму рабочей силы. Вот только условия, в которых жили и работали наёмные рабочие, мало кого интересовали. Многие крепостные, попав в каторжные условия, не выдерживали и возвращались домой с подорванным здоровьем или вообще гинули вдали от семьи.

Но Лявону повезло. Он сначала попал на строительство железной дороги, а потом вместе ещё с тремя мужиками был отобран для работы у небольшого городского начальника, живущего в самом Менске.

Лявона, кроме всего прочего, как магнитом тянуло ко всему новому и непознанному. Неизвестно каким образом, но он завёл знакомство с гувернером господских детей, от которого и почерпнул свои познания в грамоте и общем кругозоре.

Вернувшись в село, Лявон чувствовал себя на голову выше всех остальных крепостных. Выучив полтора десятка букв и умея с горем пополам прочитать из них слова, состоящие из одного или двух слогов, он важно расхаживал по дворам и хвастался, что может справиться даже на должности писаря. На самом же деле, хотя Лявон и выучил половину букв, но вот написать хотя бы одну из них он даже и не пробовал. Но зато талант рассказчика у Лявона проявлялся вовсю. Сначала более-менее правдивые рассказы о городской жизни, о его работе там, о похождениях и приключениях интриговали слушателей и придавали Лявону значимости в глазах односельчан. Но со временем запас историй иссяк, и, чтобы поддерживать к своим рассказам интерес, он начал понемножку привирать и сочинять. Уже известные всем повествования Лявона обрастали вдруг новыми фактами и развязками. Все, конечно же, понимали, что слушают старую сказку в обновленном облачении, но и знакомую сказку Лявон преподносил с таким артистизмом, что и в сотый раз любо-дорого было её послушать.

— Так, так, — уверял дед приказчика, — в городе я большую книжку про сломов прочитал. Правда, давно это было. В той книжке про всяких диковинных зверей написано, — ни капельки не смущаясь, врал Лявон.

Петро не стал оспаривать слова насчет чтения книжек, да ещё и больших. Он просто заметил, что в речах Лявона всегда можно найти зерно истины. Пусть оно и страдает в облачении всевозможных фантазий, но суть остаётся верной. Взять хотя бы этих слонов. Ну и что, что Лявон немного не так их называет. Но они ведь существуют! И живут в тёплых краях, и ростом они почти с хату, и клыки огромные есть. Всё это Прасковья Федоровна сама подтвердила. Так что не так прост этот дед Лявон. Может просто надо уметь его слушать и научиться выбирать зёрна из плевел.

— Да-а-а, Лявон, повезло тебе, что немного свету повидал.

— Я гляжу, Кузьмич, грызет тебя тревога какая-то, — неожиданно и уже совсем серьёзным тоном произнёс дед Лявон. — Ежели не секрет, поделись. В таких случаях выговориться надо, душевный груз разделить с кем-то. Авось и полегчает.

Петро даже приостановился. Ему самому уже давно хотелось кому-нибудь всё рассказать, совета спросить. Но пока не решался. А тут раз — и твои помыслы и страхи кто-то читает, как «Отче наш». Ну, старик! Ну, удивил!

— Послушай, дед… а пошли-ка ко мне. По шкалику выпьем, грибочками солёными закусим, — неожиданно даже для себя, предложил Петро.