Как она вмешивалась в чужие замыслы, так кто-то всемогущий твердой рукой смешал и её все планы. Месяцами вынашиваемые задумки рухнули как карточный домик. Всё пропало! Все её старания и усилия обернулись для неё же самой непоправимой бедой. И самое обидное, что принесённая жертва оказалась напрасна. Страшная жертва! Сколько терзаний и колебаний она пережила, когда решалась на тот шаг. Напрасная жертва! И от этого ещё более трагичная! Теперь Марылька никак не могла понять, что на неё тогда нашло, что её заставило так поступить? Ах, если б только кто знал эту страшную тайну! Не будет ей прощения ни на земле, ни на небесах!
А теперь вот ещё и Егорка… Потеряв самое дорогое, что у неё было, Марылька совсем пала духом. Скрючившись в глубокой скорби над безжизненным тельцем своего маленького сыночка, молодая мать долгое время сидела в совершенном безмолвии. Лишь иногда она тихонько раскачивалась, словно пыталась усыпить своё горе. В эти моменты из её груди непроизвольно исходили стоны, похожие на жалобное скуление.
А в хате толпился народ. Мужики тихо заходили, крестились и сокрушённо покачивали головами. Скомканно буркнув несколько слов соболезнования, выходили, уступая место другим.
Бабы задерживались подольше. То поочерёдно, то все вдруг вместе они поначалу зычно голосили с горестными причитаниями, но вскоре, глядя на безмолвную Марыльку, стали завывать вполголоса. Одна из сердобольных баб не выдержала и подошла к оцепеневшей от горя матери.
— Ты, донька, не сдерживай в себе тягость. Дай волю слёзкам горючим — сразу гнёт на душе ослабнет, — склонившись и участливо приобняв Марыльку, посоветовала она.
— Пошла прочь, — злобно, сквозь зубы прозвучал ответ.
Баба сконфуженно убрала руку с плеч Марыльки. Увидев растерянность пожилой женщины, Любаша вступилась за неё:
— Марыль, нельзя же так. К тебе со всей душой…
— И ты тоже.
— Что?
— Все пошли прочь…
— Марылька, опомнись! Люди собрались, чтобы горе твоё разделить…
— Сгинь! Все сгиньте! С глаз моих сгиньте! Пропадите пропадом все…
— Марыль…
— Ненавижу… — стоном выдавила Марыля и тут же разразилась громким криком: — Всех ненавижу!
Любаша была настолько обескуражена, что не знала, как поступить. Голос подруги сквозил злобой, а наткнувшись на такое же злобное выражение лица, обе утешительницы совсем опешили и молча сели на место. Завидев такой оборот, остальные и вовсе приумолкли. В хате повисла неловкая, тяжёлая тишина.
А у Марыльки голова раскалывалась от боли. Были моменты, когда на неё что-то находило, и она словно оказывалась в другом мире, где всё намного проще и яснее, где она чувствовала себя почти счастливой. Но потом сознание опять прояснялось, и она снова возвращалась в ужасную действительность.
Но вот бабы вдруг снова дружно заголосили. В сельской местности так обычно поступали при встрече с близкими родственниками усопшего, тем самым выражая им свои соболезнования.
Марылька вздрогнула, словно очнувшись, начала нервно оглядываться — у порога стоял Прохор! В голове с новой силой прошла горячая волна. Вот он — виновник всех её бед! Бедная Марылька уже больше не могла себя сдерживать. Горечь и злоба начали бить через край. Она уже не обращала внимания ни на кого и ни на что. Несчастная вскочила и словно рысь медленно, с угрожающим видом пошла на Прохора.
— Ты почему её отпустил? — наливаясь яростью, прорычала она.