жительство в городе Смоленске, потом имеет личную

беседу с посадником Фрелафом и, наконец, получает приглашение на постоянную работу

Серега думал, что они пойдут втроем, но с ними отправилась вся варяжская ватага. Правда, в сам кремль вошли только те, кого звали, и еще один варяг, десятник из Фрелафовой дружины.

Фрелаф принял их один. Даже без охраны. Храбрость показывал. Или доверие?

– Доволен, Гудым? – буркнул посадник.– Замутил мне дружину? Суду моему не поверил!

– Ты нурман,– сказал полоцкий сотник.

– Когда я вас, варягов, обижал? – сердито спросил посадник.

– Ты – нет,– спокойно ответил Гудым.– А нурманы твои на землях моего князя безобразничают.

– Это где же?

– Да хоть под Витебском.

– Это мои земли! – сердито возразил Фрелаф.

Гудым пожал плечами.

– Не мне с тобой спорить,– сказал он.– Я своему князю служу. Для меня это земли Полоцка.

– Может, и Смоленск уже не мой?

– Смоленск твой,– признал Гудым.

– Ну, успокоил! – буркнул посадник.

Снаружи раздался звучный шлепок. Затем – хохот стражи.

Фрелаф поморщился. Взял с пояса короткий метательный нож с кольцом вместо рукояти, повертел в руке…

– Слушай меня, Гудым! – произнес посадник негромко и веско.– Даю тебе сроку до завтрашнего вечера. Лед с реки сошел. Садись в свою лодью и убирайся в Полоцк. Хватит тебе моих лучших дружинников друг на друга натравливать! И этих,– жест в сторону Духарева и Устаха,– с собой забери. Родичи Хайнара, что у меня в дружине, их все равно живыми не оставят.

– Сдается мне, ты за своих гридней беспокоишься, а не за моих братьев,– заметил Гудым.