Ницос ничего не ответил и двинулся дальше, но уже легким, быстрым шагом, и Реа кинулась за ним. Вскоре они очутились у другой стены, отходившей от внутренней и резким изгибом отделявшей уголок земли от главного сада.
Участок был зажат между домом и краем скалы, проход оказался практически незаметным – узкая и низкая арка, встроенная в стену и прикрытая ветхой дверцей.
Ницос замешкался на секунду, и пальцы юноши дрогнули на засове. За все время, проведенное в доме, Реа ни разу не видела таинственный сад младшего брата. Столько лет утекло, а Стратафома продолжала скрывать секреты обитателей поместья. До сих пор Реа узнавала что-то новое о своих близких.
– Ты ведь покажешь мне сад? – спросила она как можно мягче.
Ницос нервно оглянулся на сестру, однако отодвинул засов и приоткрыл дверь.
Реа пригнулась, чтобы проскользнуть через арку, поэтому сначала ей на глаза попалась трава. Коричневая, сухая, как и везде на территории Стратафомы. Девушка ощутила разочарование, но все изменилось, стоило ей поднять взгляд.
В саду шел снег. С деревьев слетали крупные снежинки. Приглядевшись, Реа заметила, что они пикировали по заданной траектории, складываясь в белые узоры в морозном воздухе. В земле были вырыты канавки, в которых лежали конвейерные ленты, уносящие упавший снег к стене.
Механический лифт поднимал гору снежинок, и они снова попадали в распределительную систему, построенную среди крон.
Листва поражала не меньше. Она становилась полупрозрачной в свете осеннего солнца, и прожилки яркого медного оттенка напоминали вены. Внезапно листок сорвался с ветки. Он парил в воздухе, плавно опускаясь на землю, почти невесомый.
Некоторые стволы были высокие и тонкие, белого цвета. За осыпающейся корой виднелся механический скелет, где вращались шестеренки и крутились втулки. Другие деревья – они назывались плат
Над бутонами порхала колибри, механизм работал столь быстро, что тонкое жужжание было слышно даже на расстоянии. Птичку окрасили в насыщенный оттенок синего, цвет Аргиросов, глазки с опущенными уголками по форме были такими же, что и на семейных портретах рода.
Колибри казалась такой знакомой, словно уже прилетала к Рее во сне, хотя девушка была совершенно уверена, что ни разу ее не видела, как и личный сад Ницоса. Такую красоту невозможно забыть.
– Нравится? – спросил Ницос, и Реа обернулась.
Он воодушевленно улыбался, а на ладони юноши примостился заводной сверчок.
– Как? – прошептала она, любуясь механической листвой.
– Разве ты не знала, какой я талант? – усмехнулся Ницос.
Он отпустил сверчка, и тот запрыгал по траве, пока не кончился завод, после чего жучок завалился на бок и застыл. За деревьями гулял олень: делал три шага, принюхивался к земле, а затем повторял все снова. Здесь творения Ницоса сохраняли механическую сущность, но в реальном мире двигались и дышали как живые существа. Дары Васы действовали по-разному в Стратафоме и за ее пределами.
Реа присела рядом с канавкой для снега и спросила:
– Из чего они? Снежинки?
– Из ткани. Возьми одну, – предложил Ницос.