Лексос позавтракал и решил, что откладывать встречу с отцом уже нет смысла. По крайней мере, до Васы дошли слухи о Вуоморре, и не надо преподносить новость самому.

Однако юноша не обнаружил Васу ни в кабинете, ни у камина в главном зале, где ему обычно нравилось дремать порой и до утра. Лексос помнил, как в прежнем доме мама уводила супруга в спальню, мягко отрывая от работы или бокала вина, и укладывала в постель. Теперь же отец редко спал в кровати.

Хризанти считала это знаком уважения к покойной жене, но Лексос не разделял ее мнения.

Наконец он нашел слугу, от которого удалось добиться, что Васа завтракает на веранде. Лексос плелся по коридору, уставившись в каменный пол, стараясь не смотреть перед собой.

«У меня не было выбора», – повторял юноша. Лексос был вынужден пойти на сделку. И сделал все, что мог.

Зима потихоньку сдавала позиции, мороз уже не так пробирал кожу. Васа сидел за столом и жевал инжир в виноградных листьях. Он еще не заметил Лексоса, и у того была возможность заранее оценить настроение отца.

Под глазами Васы пролегли темные круги. Лексос впервые заметил признаки подступающей старости. Смуглая кожа казалась сухой и даже сероватой по контрасту с черным пиджаком, застегнутым под подбородком.

– Довольно, – внезапно процедил Васа, и Лексос отшатнулся, словно от удара. – Либо говори со мной лицом к лицу, либо иди прочь.

Лексос перевел дыхание, стараясь не обращать внимания, как сжалась грудь, и спустился по ступенькам на веранду. Со стола уже почти все убрали. Вода в бассейне покрылась тонким слоем льда, и, проходя мимо, Лексос залюбовался причудливыми узорами, озаряемыми солнечным светом. Это была любимая работа Хризанти в зимнее время.

– Итак? – спросил Васа, когда Лексос приблизился. – Как поездка? Слышал, возникли кое-какие неприятности, – он широко и неискренне улыбнулся.

Лексос не успел ответить – отец с размаху хлопнул его по лицу. Юноша вздрогнул. От боли закружилась голова, он прижал ладонь к щеке, смаргивая внезапные слезы. Васа впервые его ударил. Ничего подобного не случалось ни разу за все годы, даже после собрания, на котором Лексос по ошибке заговорил на тизакском вместо трефацкого.

– А теперь объяснись, – скучающим голосом потребовал Васа.

Лексос уже чувствовал, как проступает синяк на коже, ощущал нервное биение сердца.

– Я рад, – сказал он, – что у меня есть шанс извиниться перед тобой.

Раньше фраза помогала, и Лексос снова на нее понадеялся, но Васа зарычал от ярости и бросился на сына, схватил за ворот рубашки и притянул к себе.

– Не пытайся меня умаслить красивыми речами!

Лексос чувствовал кислое дыхание старика.

– Я тебе не наместник, которого можно обвести вокруг пальца, – продолжал Васа. – Я твой отец, и ты должен стоять передо мной на коленях! – он толкнул Лексоса на пол.

Солнце горело у отца за спиной, оставляя лицо в тени. В это мгновение он выглядел как древний святой с золотым нимбом над головой.

– Я отправил тебя в Вуоморру, отправил от моего имени, – добавил Васа, и его голос эхом отдался в пустой груди Лексоса. – Что ты натворил, сын мой?