— Нет, это когти леопарда, — ответил я.

— А вы шутник, да?.. Нет, это все очень серьезно. Потому что вызывает ряд осложнений…

Майк завозился в углу, горестно вздохнул. Жоам с укоризной взглянул на него, попыхтел сигарой и продолжил, обращаясь ко мне:

— Мы столкнулись с древним предрассудком: как известно, любой царь — это помазанник божий, а удар его оружием означает подъем ударяемого по иерархической лестнице. Посвящение в рыцари, если хотите. Его величество… — Жоам отвесил шутовской поклон в сторону Майка — Едва не пристрелил вас собственноручно. Еще одна традиция Контвигии — король не может совершать убийство. Если он кого-то убивает, это означает смертную казнь за какие-то грехи перед королевством, которые можно провести задним числом. Поэтому, насколько я знаю историю наших краев, король не носил никакого оружия, кроме… Забыл его название… В общем, аналог скипетра, которым можно казнить, не присваивая одновременно жертве дворянское звание. Во всех остальных случаях с врагами короля расправлялись палачи и телохранители. При этом — обратите внимание — если король хотел вас казнить, но по какой-то причине казнимый выжил, правитель обязан объявить его своим названным сыном — так как словно бы подарил вам жизнь. Но надо уточнить — на иноплеменников данный обычай не распространяется. Для простолюдинов же это не более чем повод для почетной привилегии — вроде как прилюдно называть короля «папочкой» и тому подобная чушь.

Жоам снял с пояса флягу и хорошенько к ней приложился. Глотнул. Крякнул. Произнес какую-то фразу. По палатке поплыл запах скверного самогона. Наполовину негр, наполовину португалец, Алварес, подобно Майку, неплохо говорил на четырех языках, включая английский. Правда, вместо литовского Жоам владел местным наречием, которого не знал ни наследник престола, ни новоявленный негритянский дворянин, то есть я…

— Ну чего ты хихикаешь? — спросил Жоам. — О, прошу прощения, ваше высочество…

— Да перестаньте вы паясничать! — потребовал я. — Какое, к свиньям, высочество?

— А вот тут-то мы вернемся к вашим когтям и попутно к еще одному суеверию. (Русским языком полевой командир владел великолепно.) По старинным обычаям местных народов, чужеземец, убивший леопарда в поединке, становится полноправным подданным местного владыки… А для вас это добавляет последнее звено в ваше возвышение до статуса наследного принца Контвигии. Теперь понятно, черт возьми, что здесь произошло? Если бы никто, кроме меня или моего адъютанта, не видел этих дурацких выстрелов, было бы наплевать. Но, ваше величество и ваше высочество, у этого инцидента двадцать свидетелей! Двадцать суеверных ангольских крестьян, правда, вооруженных. Любой из них скажет о том, что видел, да еще приукрасит…

— А когти? Кто их нашел? — глухо спросил Майк.

— Парень, которому я поручил обыскать вашего экспедитора. Естественно, рядом толклись еще человек семь… Плохо дело, одним словом. Теперь один из вас становится лишним…

Дело было действительно плохо. Я чувствовал себя больным и слабым, кроме того, меня привязали к гамаку в глубине джунглей, и в пределах досягаемости вряд ли были очаги белой цивилизации…

— Послушайте, Жоам, — заговорил я. — Мне все эти игры в королей ни к чему. Я не собираюсь становиться принцем, мне просто надо как можно скорее уехать домой.

Алварес весело засмеялся. Ухмыльнулся и Майк. Мне же стало совсем грустно.

Снаружи донесся шум двигателя — я не мог не узнать «Мерседес», на котором проделал немалый путь. Послышался металлический щелчок, двигатель заглушили, и в палатку ввалились двое — негр в камуфляже и обезьяна Жаконя. Африканец-человек обратился к Жоаму, и они заговорили на том же языке, на каком недавно тараторили перевозимые нами головорезы. Португальский для меня был тайной за семью печатями… Африканец-шимпанзе обратился ко мне по-своему, я ответил:

— Привет, Жаконя.

Алварес отвлекся:

— Поблагодарите вашего спасителя, ваше высочество. Если бы Жак не загородил вас буквально своим телом, сейчас вы представляли бы собой решето.

— Жак? — спросил я.

— Да. Я полагаю, что один из трех сгоревших парней в яме, которых вы нашли — это Луиш, его друг. И мой тоже, кстати…

Жоам добавил, что он сделал бы с тем человеком, который сжег его друга. Меня слегка передернуло. Жаконя-Жак обнаружил тем временем, что я связан, и выразил по этому поводу негодование. Жоам усмехнулся: