— Ты еще в Ливию загляни, — проворчал Курт. Это, Андрей, тоже не наши места, не забивай себе голову… Из того, где мы работаем, хуже Нигерии ничего нет…
— Чем тебе Нигерия не понравилась? — удивился Майк. — Люди вежливые, доброжелательные, не то что ангольцы. Правда, один раз я спросил у местного, попаду ли в центр города, если пойду по этой дороге. Он ответил: да, конечно! Я полчаса брел по жуткой окраине, весь перемазался в помоях, кое-как выбрался. Потом выяснил, что дорога вела в противоположную сторону. Мне случайно повезло встретить этого парня еще раз, так я его хотел стереть в порошок. Спрашиваю: «Ты почему мне сказал, что по этой дороге я попаду в центр?» А тот отвечает так вежливо и невинно: «Извините, сэр, но вы выглядели таким уставшим, и если бы я сказал, что дорога идет не в ту сторону, вы бы очень огорчились, а мне так не хотелось вас огорчать».
— Да брось, это же анекдот, — пробурчал Курт. — Я серьезно. Ты же видел их столицу. В Лагосе десять миллионов жителей, а весь город состоит из огромного моря совершенно одинаковых вонючих лачуг. Доехать никуда невозможно. Есть только маршрутные такси, но ни один шайскерл не знает города и ему приходится говорить, куда сворачивать, а он тычет пальцем то в одну, то в другую сторону и спрашивает: «Sorry, this left or this left?» И при этом несется с такой скоростью, что просто цум котцен…
— Ну и нечего было тебе по городу мотаться… Кого ты там искал?
Немец предпочел уйти от ответа. За столом стали обсуждать нравы тамошнего населения, причем так, что бедным африканцам, наверное, икалось в этот вечер на славу. Летчики убеждали друг друга в том, что уже и так казалось им прописной истиной: негры и арабы безумно ленивы, лживы и опасны. А уж бюрократы, каких ни в одной другой стране мира не найти, включая Россию и Литву, вместе взятые.
Дэйв рассказал о случае, который произошел с ним все в том же путешествии через три страны (какого черта, собственно, он ехал в такую даль на машине? — вдруг подумал я). По словам командира, к нему однажды подошел довольно опрятный молодой человек, который на хорошем английском начал рассказывать, как ему хочется продолжать обучение. Вот только беда — в местном университете так дорого учеба обходится… Негр не хуже цыганки умудрился заболтать Дэйва, да так, что тот неожиданно для себя самого дал парню целых пятьдесят долларов, а тут откуда ни возьмись полицейский. И спрашивает, с какой, собственно, целью ты, европейская морда, передал деньги сомалийскому террористу? И уже приготовил бумагу, подозрительно похожую на квитанцию — штраф, говорит, плати, тысячу долларов. Дэйв смекнул, что его «разводят», несколько раз предложил «полисмену» убраться ко всем чертям, а когда это не помогло, согласился пройти в участок, несмотря на угрозу немедленного ареста с последующим заключением. «Полисмен», сказав интернациональное «мазафака», тут же испарился.
— Фаулен швайнен, — проворчал Курт, уронив прикуренную сигарету на пол, — фухерн унд каотен…
Немецкая речь и характерная внешность штурмана словно магнитом тянули девушек из-за соседнего столика. Правда, их несколько озадачивали знакомые слова на русском языке, которые немец периодически бросал в адрес аборигенов, когда считал, что германские аналоги не в полной мере отражают черты характера африканцев.
Не знаю, не знаю… Не сталкивался я прежде ни с неграми, ни с арабами. Возможно, к лучшему, если верить летчикам. Но ведь в перспективе и мне предстоит тесное знакомство с тамошними жителями. Правы литовцы или нет, не могу пока утверждать. Но уже сейчас ясно одно — мне придется быть готовым ко многим сюрпризам.
Глава четвертая
Первой мыслью было шарахнуться в сторону и снова драпать. Потом подумал — а почему, собственно, я не слышал даже ни малейшего шума со стороны монстра? Никакой носорог, даже если он вдруг научился бы ходить на цыпочках, не мог красться по лесу подобно представителю семейства кошачьих… И вообще, что-то никакого движения не происходит… Дохлый слон? Тогда почему не воняет?
Как воняет туша слона, убитого браконьерами, я уже имел удовольствие обонять. Не приведи господь почуять еще раз хоть что-то подобное!
Не животное это, понял я. И уже без всякого опасения стал приближаться к темному «монстру». Который, как почти сразу выяснилось, обитал в лесу вовсе не в одиночестве.
Более того, когда я поравнялся с этой махиной, то почти сразу же обнаружил дорогу! Вернее, хорошо заросшую травой и молодыми деревьями просеку.
Но дорогу здесь когда-то действительно пытались строить! Во всяком случае, начали расчищать джунгли. А «толстокожим животным» оказался обычный бульдозер-скрепер, старый, ржавый и почти по оси ведущих колес погрузившийся в почву. Чуть поодаль стоял другой бульдозер, поменьше, за ним — грейдер и трелевочная машина. Вся техника оказалась советского производства. Хозяев этой техники, надо думать, поблизости нет и уже очень давно.
Дорогу, безусловно, начинали строить с запада. Со стороны заходящего солнца и шла старая просека. Заросла она действительно сильно, пеший поход по ней почти не отличался бы от передвижения по девственному лесу. Зато вот если бы удалось добраться до «Мерседеса» и завести его…
Стоп! Ведь это, кажется, очень похоже на выход из положения… Если только…
В баке бульдозера позади кабины явно что-то было, судя по звуку. Я добрался до топливопровода и попытался открутить задвижку. Она подалась не сразу, но все же скоро подалась, и запах солярки ударил в нос. Уже неплохо!
Я не был в курсе, насколько велик срок годности у дизельного топлива, тем более местного разлива, но это был, пожалуй, единственный шанс. Разумеется, сдвинуть с места дорожно-строительную технику, ржавевшую под африканскими дождями не один год, я даже и не собирался пробовать. Действовать надо было иначе. Одно вот только беда — вокруг ни одной канистры, ни одного более-менее приемлемого бачка, чтобы таскать на себе. Значит, придется возвращаться. Но это завтра, только завтра. Сегодня я отсюда никуда не двинусь, не заставите!
На ночлег я собрался расположиться именно здесь — при мысли о темном лесе становилось неуютно. Я проверил кабины у всех машин, убедился, что для ночевки лучше всего подходит трелевочник, а заодно разжился зажигающимися спичками, неплохим ножом и пачкой сигарет неизвестной мне марки. Сигареты несчетное число раз отсыревали и высыхали, и курить их было уже невозможно. Пришлось оставить гадкую привычку до лучших времен.