— Тоже хорошо, — заметил Жоам. — Так, что мы еще забыли?

— Коронацию, — решил напомнить я. — Есть ли смысл проводить ее в ближайшие дни?

— Есть, — заявил Жоам. — И при этом, может быть, даже сегодня. — Франку, сходи, разберись, как добраться до церкви и узнай, насколько вменяем святой отец, чтобы провести… Как это называется? Помазание на царство, да? Кто-нибудь, черт возьми, знает, как это делается, да чтобы соблюсти хотя бы видимость законности?

— Насчет законности я разберусь, — на ободранном лице Балтазара появилась улыбка.

И опять закипела работа. Рутины, конечно, было выше крыши, но, на наше счастье, народ Контвигии на самом деле тепло принял смену власти, даже несмотря на некоторые потери среди мирных жителей. Правда, потери в основном коснулись чиновников и приближенных к мэру особ, а такие вещи демос обычно легко прощает.

Во дворце продолжался ремонт, бюрократия занималась переводом своей кухни на монархические рельсы, спешно создавалась армия. Редактора «Наблюдателя свободной Контвигии» вывели из стихийного запоя и заставили трудиться. Трудилась и похоронная команда — ей нашлось много работы. Что касается герцога Контвигии, то его действительно сделали королем в тот же день. Балтазар и отец Родригу — настоящий белый португалец — заперлись в одном из помещений церкви для «шлифовки» существующего законодательства. Святой отец в процессе деятельности и сам «нашлифовался», да так, что едва не уронил корону, пока шел обряд, в течение которого ему пришлось довольно долго бормотать слова на языке, отдаленно похожем на латинский. Корону, кстати, мы с Жоамом склепали сами. Я очень кстати вспомнил навыки, приобретенные еще в детстве, когда приходилось готовиться к новогодним маскарадам. При отправлении церемонии на мне были и бусы дикаря — пять когтей леопарда на шелковом шнурке. Бусы сделала Ольга.

Ближе к вечеру народу было доложено о свершившимся факте, однако возник некоторый казус. В существующем законодательстве, да и согласно традициям, как местным, так и привнесенным католическими миссионерами, король, даже коронованный, мог обладать всей полнотой власти, лишь будучи образцовым семьянином. Хотя бы потому, чтобы в случае своей неожиданной смерти было кому передать власть. И этот момент «шлифовке» не поддавался. А пока я даже не имел права ни подписывать документы, ни прикладывать к ним печать.

Узнав об этом, Жоам и я выругались.

— Вообще-то я женат, — сказал я затем. — Но я не вижу никакой возможности вызвать свою жену сюда, даже если заработает связь.

— Ладно, придумаем что-нибудь, — заявил Алварес. — Женим тебя на ком-нибудь, в крайнем случае.

— На ком-нибудь нельзя, — возразил Балтазар. — Надо, чтобы жена короля хоть что-то из себя представляла. И чтобы люди ее тоже приняли.

— Послушайте, что вы ерунду несете! — возмутился я. — Давайте попробуем обойтись без этого!

— Ты, король, молчи лучше, — зашипел Жоам. — Женишься, и только попробуй пикнуть! Да и сам подумай — тебе вряд ли придется править тут вечно, посмотри правде в глаза!

— Еще неизвестно, сколько времени здесь будут терпеть белого человека на троне, — добавил Балтазар. — Пока ты им симпатичен, но лишь потому, что при мэре все развалилось окончательно. Если ситуация не улучшится — тебя ведь и низложить могут. А то и повесить.

А ведь тоже аргумент. В отличие от Майка, я не видел своего будущего в Африке. Меня по-прежнему тянуло домой… И я с ужасом понимал, что теперь мое возвращение откладывается на неопределенный срок. Так может быть, эта новая авантюра с вероятной женитьбой окажется выходом?

Но я не стал говорить об этом вслух, наперед зная, какую реакцию у «придворных» вызовет намерение приблизить момент моего отъезда восвояси.

Пока меня короновали, в гавань вошло судно с французами. Все вопросы по обмену слоновой кости на золото решились без меня. Без меня решалось вообще многое — я вдруг остро ощутил ничтожность своей должности в деле управления государством. Даже на вечернем совете хунты я внес лишь пару не слишком существенных предложений, да и то — «придворные» с интересом отнеслись лишь к одному из них. Оно касалось обеспечения безопасности гавани в частности и развития водного транспорта в общем — вспомнилось, наверное, мое флотское прошлое.

Радовало меня лишь то, что обстановка казалась спокойной. Город приспособился. Переворот не затронул ни центральный рынок, ни окраинное сельское хозяйство. Даже с какой-то посудины под либерийским флагом, которая пришла почти одновременно с французским ботом, без проблем отгрузили чью-то гуманитарную помощь — ящики с консервами неизвестного происхождения, мешки с крупой, да коробки с банками колы. Груз спокойно повезли в центр города на бычьих упряжках. Можно было сколько угодно поражаться инертности человеческой деятельности, но это было лишь на руку новой администрации. Видимо, договор о поставках достался ей по наследству от администрации прежней, и сейчас соответствующий департамент в лице пожилого чиновника лихорадочно пытался отыскать того благодетеля, кто подкармливает тощее население Контвигии.

Заработала телефонная связь, но Балтазар так и не смог дозвониться до Америки. Я вместе с ним был в пост-офисе и несколько раз протягивал руку к аппарату — позвонить сами понимаете кому. И когда наконец решился, понял тщетность своих усилий — короткие гудки начинались сразу же после набора «семерки».

Зато с интернетом дело наладилось. Доступный провайдер оказался в Браззавиле, связь была хоть и медленной, но надежной. Всемирная паутина хранила зловещее молчание по поводу событий в Контвигии, ни один из правительственных сайтов или новостийных порталов не давал необходимой информации. Даже официальная Ангола не высказывала ни малейшего беспокойства по поводу своей бывшей провинции. Русскоязычный интернет изучать было невозможно, поскольку местные компьютеры «Макинтош» не желали поддерживать кириллицу, а настраивать технику от «Эппл» никто из нас толком не умел. Лишь «Панафрикана» отметила что-то насчет невозможности в течение вот уже нескольких суток дозвониться до Рузданы. Больше никто не интересовался новоявленным королевством.