— Правда, почтенный, правда, — сказал Мустафа. — Вы правду говорите, Хуччи-ака.
— А мерин Камала мерин и есть, поэтому нельзя его назвать скакуном, — продолжал свою мысль старик Хуччи. — А раз он мерин, то грош ему цена, будь он хоть трижды пегим, правда ведь?
Мустафа не очень понял, куда клонит старик Хуччи, но кивнул головой — согласился. Молча, с уважением слушал он почтенного Хуччи, некогда первого всадника во всем Галатепе.
— Теперь возьмем Якуба-козлодера, — сказал старик Хуччи. — Сам он большой дурак, но лошадь у него хорошая. Как можно назвать ее дурной, коли она хорошая? Она же не виновата, что ее хозяин дурак?
Тут Мустафа не выдержал…
— Да вот голос у меня мягкий, почтенный, — начал он. — Даже Пиримкул смеется, что у меня голос больно мягкий, — соврал Мустафа.
Уж очень неудобно было начать разговор сразу с мясника Бако.
— Пиримкул не должен над вами смеяться, — сказал старик Хуччи. — Он же вам родной брат, пускай лучше смеется над чужими…
— Кажется, и Бако немного смеется… — сказал Мустафа.
— Бако — жулик! — отрезал старик Хуччи. — Живи он в старое время, из него получился бы настоящий разбойник!
— А я, оказывается, баба, — Мустафа не мог сдержать своей обиды, сразу вылил душу перед стариком Хуччи. — Бако меня бабой обозвал…
— Вы — баба!.. — старик Хуччи задумался. — Не знаю, Мустафа. Коли так… нет, Мустафа, вы меня послушайте, если вы баба… как же тогда? Ведь есть же у вас дочь?
— Есть, почтенный, — сказал Мустафа и глубоко вздохнул.
Старик Хуччи его понял.
— Будь у вас сын, он бы размозжил этому мяснику череп, — заключил Хуччи. — Вы, Мустафа, могли бы сказать своему племяннику, Усману, он тоже неплохой парень, мог бы…
— Нет, так нельзя, почтенный, — испугался Мустафа. — Усману драться нельзя, он и без того виноватый ходит…
— Как хотите, дело ваше, — сказал старик Хуччи. — А вы сами разве не сказали ему, чтобы он унялся, чтобы знал свое место этот паршивец!..
— Уймется ли, он же такой…
— Вот сын блудницы!… — выругался старик Хуччи. — Вы его обидели чем-нибудь, а!..
Мустафа не ответил. Опять вздохнул.