Где-то в Калифорнии.

Светловолосый парень пришел. Сложно сказать, сколько он шел, но наверняка очень долго. Лицо его покрывала пыль и щетина, одежда давно испачкалась, на рюкзаке расползались маслянистые пятна, он отощал и висел на спине, словно складка кожи у внезапно похудевшего человека. И единственная вещь во всем образе Барса выглядела неуставшей — топор на длинной пластиковой ручке. Парень бережно нес его, будто больного ребенка, уже несколько дней, потому что боялся потерять. Лучше потерять рюкзак с двумя последними банками консервов, флягой спирта и блоком сигарет, нежели топор. Без топора долгий путь стал бы бессмысленным, и пришлось бы начинать все сначала.

Сеня искал его долго. Как оказалось, найти дерево толще, чем на могиле Скорпиона, задача вовсе не простая. Он и сам не особенно задумывался, почему выбрал Америку. Может быть, в том повинны мультфильмы про Чипа с Дейлом, может ему понравилось слово «секвойя», а может, вспомнились уроки географии в школе. Так или иначе, он находился в Питере и просиживал в баре до двух ночи, когда в голову пришла именно эта мысль. Той же ночью самолет до Лос-Анджелеса принял пассажира. Сеня прошел по лезвию бритвы на таможне, но его фото не оказалось в базе данных. Визу он получил еще месяцем раньше, от одной миловидной знакомой — дочери посла США в России. И даже оставил ее в живых, на время…

Перед ним возвышалось дерево-гигант, дерево-исполин, дерево-подпиратель небес. Достойный соперник, достойная жертва. Продираясь сквозь дремучие заросли, у него не раз и не два возникало желание остановиться и срубить какое-нибудь дерево поменьше. Ведь дерево, явно превосходящее то, что на могиле Скорпиона, найти действительно трудно. А еще останавливало полное безразличие к ним. В душе не возгорался пожар, как происходило всегда перед настоящей целью. В прочих деревьях он не видел вызова, они — недостойные соперники, недостойные жертвы.

Несмотря на прохладный воздух, что сразу облизал тело, Сеня разделся до трусов. Если остаться в одежде, вскоре она промокнет от пота и завоняет, а от него и так уже пахнет не розами. Сделав десяток первых ударов по стволу, Сеня пожалел, что потерял перчатки по пути. Наверняка уже скоро руки покроются мозолями. Но это его, естественно, не остановило. Он рубил и рубил, ощущая, как и без того уставшие мышцы сводит судорогой. Рубил, несмотря на боль в ладонях, рубил пока мозоли таки не появились, наполнились сукровицей и лопнули. Рубил, хоть пот заливал глаза и казался серной кислотой, настолько он жег. Рубил с остервенением самого голодного дятла…

Полтора часа спустя он упал на землю, ощущая, как веточки и иголки впиваются в спину. Дыхание вылетало неровными сгустками горячего воздуха, грудь ходила ходуном, а руки кровоточили. Выпив воды из фляги, и выкурив сигарету, он оценил плоды труда. Они откровенно не впечатляли. В стволе появилась треугольная выемка полуметровой длинны, но если сравнивать с толщиной кроны — результат ничтожный. Ветер колыхал веточки, иголки тихо шуршали, будто насмехаясь над Барсом. Ошметки красноватой коры валялись вокруг, напоминая куски рваной человеческой плоти. А иголки продолжали насмехаться. Сеня сжал топорище покрепче и продолжил работу. Снова в заповеднике разнеслись глухие удары, распугивающие зверье и птиц.

Удар, еще удар! Мысли оборвались, как высоковольтные провода от шквального ветра. Все нейроны, все области мозга поглотились работой. Но вот одна одинокая крохотная мысль, или даже мыслишка, заколола на грани сознания: «Что-то идет не так!». Сеня остановился. Нет, он действует неправильно. Отдышавшись, он присел, достал флягу со спиртом. Пригубил, пальцы нашарили сигарету. Он рубит дерево. Выполняет работу, словно и вправду дровосек! Но он не дровосек. Он убийца. Или, по крайней мере, хочет им стать. Дерево не надо срубить, не надо уничтожить, надо именно убить. Это огромная разница: убить и уничтожить. Убить можно не уничтожая, а вот уничтожить, не убив, нельзя. Вместо того, чтобы сделать дело, ради которого пришел, он перевыполняет план на тысячу процентов. Будучи спортсменом, Сеня прекрасно знал, профессионала от новичка отличает, прежде всего, расход сил, затраченных на одну и ту же работу. Если новичка поставить на баскетбольную площадку и заставить побегать наравне с профи, новичок выдохнется раньше. И вовсе не потому, что спортсмен более вынослив и привычен к нагрузкам, просто в движениях профи не будет лишнего, он не станет расходовать энергию по пустякам, а рассчитает каждое движение, каждый шажок. Отсюда и результат: непрофессионал либо устанет быстрее, сделав то же самое, или сделает в разы меньше. А достигается это длительными тренировками, где само тело, сам организм запоминает, заучивает определенные движения, и спортсмен даже не следит за тем, что делает. Оно выходит само по себе, а мозг в это время работает над тактикой, рассчитывает всевозможные комбинации, в то время как мозг непрофессионала, вынужден нести двойную нагрузку: следить за движениями тела, плюс за тактикой и стратегией.

Именно с этим Барс столкнулся в Калифорнии, стоя под деревом великаном. Он может срубить дерево, но затратит на это такую кучу сил, что их не хватит на обратную дорогу. А меж тем дерево надо убить. Но как? Если бы он захватил бензопилу, все пошло бы легче и быстрее, но, во-первых, он ее не захватил и, во-вторых, срезать секвойю бензопилой тоже уничтожение, а не убийство. Барс помнил, как Скорпион убил голубя простым поленом, то есть тем, что подвернулось под руку. Сегодня у него в руке есть топор. Им можно убить дерево, но как?

«Кар-р» — раздалось где-то вдали. Значит, он рядом. Наблюдает, оценивает, ждет, когда ему пожертвуют величественную секвойю. Как убить ее с одного удара? Да, именно так. Надо нанести всего один удар и убить ее.

Уродливая выемка, обрамленная кровавой корой, выглядит тромбом на теле дерева. Крона уходит в землю, расширяясь у поверхности корнями.

— Возьми ее, — прошептал Сеня.

И нанес удар. Вниз! — по одному из многочисленных корней. Лезвие топора вошло почти полностью, теперь вытащить его будет проблематично. Но Барс не собирался ничего вытаскивать. В груди, где-то под сердцем, екнуло. По телу распространилось безразличие, перемешиваясь с холодом. Мочевой пузырь заболел, враз переполнившись. Сеня спустил трусы, оранжевая струя полилась на лезвие топора. Никогда раньше Сеня не видел такого цвета мочи. Похожая на «Фанту», она окрашивала кору и вроде даже разъедала ее. Внезапно все краски вокруг померкли, ушли, все предстало в черно-белом цвете. Имела цвет только красная струя, бьющая с конца на разрез в корне секвойи. Но, несмотря на потерю почти всех цветов, зрение приобрело удивительную четкость. Явственно виднелось, как моча проникает в корень, он даже видел, как она бежит по волокнам и, заменяя воду, устремляется вверх по стволу. В один миг ствол стал прозрачным, он будто поменял структуру — дерево превратилось в хрусталь. Внутри хрусталя к вершине поднималась бесцветная влага, всосанная корнями из земли, но у основания красная жидкость подпирала воду, пропитывала дерево, перекрашивала его. Медленно секвойя приобретала красный цвет, а он все мочился. Голова кружилась, член начал болеть, но он ждал, пока все дерево не станет красным. А когда дождался, упал на землю. Мочеиспускание прекратилось, накатила слабость. На секунду в ноздри ударила вонь, нутро чуть не вывернуло наизнанку. А потом все кончилось. Краски вернулись, дерево больше не выглядело красным посредине черно-белого мира. Барс взглянул на конец, с него тянулась тоненькая струйка крови, похожая на красную соплю. Он стер ее, но на большее сил не хватило. Ужасная усталость накрыла, прижала к земле, опустошила.

Что-то вокруг изменилось, но сначала Сеня не понял что. Вроде все по старому, тот же лес, те же деревья, та же секвойя. И ветерок… Точно! Догадка сразила, будто удар кувалды меж ушей. Ветерок скользил по телу, но ветки исполина больше не шуршали. Сеня лежал прямо под стволом и смотрел, как сверху падают сухие пожелтевшие иголки. Сначала по одной, потом все больше и больше, они ударялись в голую грудь, но не кололи. Не могли. Мертвые не могут уколоть. Барс натянул трусы, поднялся с земли. Взглянул на топор. Лезвие и кора вокруг красные от ржавчины, но совершенно сухие. Моча или кровь — Сеня так и не понял, чем пописал — не могли впитаться так быстро, ведь не прошло и пяти минут. Но все всосалось, поднялось по стволу и убило. Он еще раз взглянул на вершину. Иголочки продолжали сыпаться. Сеня хмыкнул и начал одеваться. Минут через пять он пошел обратно, весело насвистывая, и оставляя позади мертвое дерево. И он не увидел, как на самую толстую ветку приземлился огромный черный ворон. Он проводил Сеню взглядом, а когда тот скрылся, клюнул дерево, оставив глубокий след. От единственного удара дерево враз посерело и все иглы, что еще не опали, слетели, покрыв землю внизу желтоватым ковром.

Где-то в Норвежском море

— Еб твою мать, ты куда смотришь?! — орала почти точная копия капитана Флинта. — Это ж гарпун, а не жопа бабья, чего ты его мнешь?!

— Пошел на хуй! — орал Барс в ответ. Уже привык, такая манера разговора здесь котируется, или даже, только такая манера и котируется.

Справа вал ударил в старый баркас, накреняя так, что Сеня чуть не выпустил гарпунную пушку. Два поручня, служившие для разворота, намокли и скользили в ладонях.

— Не выпускай мать твою еб! — орал капитан.