Спускаясь пятифутовыми шажищами по мягкой лесной подстилке горного склона, он слышал в ночи громкое зудение — внизу, на жесткой серой полосе, по которой обычно бегали твердошкуры на круглых лапах. Он выглянул в прогалину между кустами. Как и всегда, он заранее почувствовал приближение двуногой мелюзги.
Через несколько мгновений внизу, прямо под ним, появились и сами шумные и вонючие твердошкуры. Они остановились на поляне, закрыли свои светящиеся ночные глаза, и из них, один за другим, стали вылезать двуножки. Зрение у него было отличное, и он мог различать все подробности — в темноте и с такого расстояния. Двуножки ходили между своими твердошкурами. Он до сих пор не понимал, какую власть имеют двуножки над этими очень разными — большими и маленькими — твердошкурами, которых объединяло только наличие круглых и быстрых лап. Он только догадывался, что эти загадочные твердошкуры в услужении у двуножек. Он никогда не видел, чтобы твердошкуры бегали сами по себе. Всегда в них, как улитка в домике, сидел хотя бы один двуножка.
Поначалу он вообразил, что эти твердошкуры — живые существа, но от них не шло никаких голосов — а ведь он, слабее или сильнее, мог воспринимать мысленные волны от любой твари. Так или иначе, было очевидно, что твердошкуры полностью во власти двуножек. И поскольку двуножки отныне его новая дичь, полезно знать все тонкости их взаимоотношений с круглолапыми твердошкурами.
Сейчас он сообразил, что двуножки явились разыскивать в ночи тех, кого он недавно убил. Подкатывали все новые и новые твердошкуры. Из них вылезали новые двуножки. Они то сбивались в стаю, то расходились по горному склону. По его подсчетам, этих зверюшек собралось две пятерни и еще четыре пальца. Вот бы напасть на них! Скопом они испустят такое количество страха, что для него это будет несравненным, дивным удовольствием. Если накинуться неожиданно, они так потеряются от ужаса, что он — раньше, чем они опомнятся, — успеет перебить всех до одного. Было так соблазнительно просмаковать предсмертные истерические голоса в трусливых мозгах целой стаи двуножек! Но он был достаточно умен, чтобы понимать: если хотя бы один из двуногой мелюзги ускользнет в своем быстром твердошкуре, он предупредит остальных. И начнутся сложности. Двуножек — он уже это выяснил — было кругом что камней на берегу горной реки. Много-много и еще столько же!
Нет, пока что он всего лишь понаблюдает. Желудок набит до предела — поэтому торопиться некуда. При необходимости двуногая мелкота ловится до смешного просто. Теперь он совсем близко от их жилья. И может в любой момент подкараулить и убить какого-нибудь двуногого — утолить голод или так, для удовольствия, из баловства. С каждым разом месть становилась все слаще и слаще.
Сытый и довольный, он посиживал в лесном мраке и приглядывался к озабоченной суете мелкой трусливой двуногой твари.
Глава одиннадцатая
Та самая роскошная телеблондинка, которая недавно сразила своей красотой обоих детективов с экрана телевизора в снохомишском управлении полиции, сейчас бодро рассказывала, глядя в камеру:
— …поскольку массивный теплый фронт смещается к югу, то весь регион Пьюджет-Саунда, судя по всему, ожидают новые обильные осадки. Это была Крис Уокер, программа «Глазами очевидца», с прямым репортажем из предельно мокрого Ботхелла. Передаю эстафету ребятам в сухой студии. Джерри, Триш?
С маленького монитора громыхнул раскатистый голос Джерри Вэнса:
— Спасибо, Крис! Теперь в машину, хватай фен и суши свои чудесные волосы.
Крис улыбнулась в ответ тысячеваттной улыбкой. Ее льдисто-голубые глаза были прекрасны и лучились энтузиазмом. Ветер успел занести под зонтик предостаточно воды и превратил золотистые волосы репортерши в копну мокрой соломы. Оператор вырубил подсветку, и Крис Уокер опустила микрофон.
— Мы ушли из эфира? — спросила она, машинально продолжая улыбаться, но уже не так ослепительно.
— Ага, — отозвался оператор, поспешно затаскивая свое оборудование с дождя в передвижную репортажную телевизионную станцию.
— Сунь себе в задницу свое «спасибо», Джерри! — в сердцах процедила Крис Уокер телеведущему, который сидел двадцатью пятью милями южнее, в уютной студии, и уже не слышал ее. Из жизнерадостной очаровашки Крис в одну секунду превратилась в разъяренную мегеру. — А теперь сваливаем отсюда по-быстрому. Баста, натерпелась!
Наученная горьким опытом, новостная бригада не смела ей перечить. Крис швырнула микрофон и зонтик ассистенту и зашагала к телефургону. Оказавшись внутри ПРТС, на месте пассажира, она тут же вынула пачку сигарет и закурила. Оператор, Рик Кититани, полноватый мужчина под пятьдесят японского происхождения, сел за руль и повернулся к ней:
— Слушай, Крис, я ведь тебя миллион раз просил: ради всего святого, не кури в машине! Во-первых, смердит. Во-вторых, вредно для аппаратуры.
Крис со смаком, неторопливо затянулась и нарочито выпустила дым в сторону Рика.
— С неба хлещет, а ты хочешь, чтоб я снаружи курила? И без того заставил меня торчать целых двадцать минут на дожде. Прическа — к черту, и на экране я наверняка смотрелась мокрым огородным пугалом. И в награду я должна курить под дождем? Накось, выкуси!
— Я не зверь, — терпеливо возразил Рик. — Просто в машине курить не надо. Если уж так невтерпеж — сверну к какому-нибудь дому. Кури под навесом сколько влезет.