Мне хочется разбить что-нибудь о стену, закричать, взять Элизу за плечи и хорошенько встряхнуть, но я напоминаю себе, что женщина ни в чем не виновата. Хотя, глядя на то, как она сидит на кровати моей матери в этой кошмарной коричневой блузке и пялится с глупой сочувственной улыбкой, контролировать себя становится все сложнее.

– С тобой все в порядке?

Неожиданно у меня сдают нервы.

– Нет, – произношу я тише, чем собиралась. – Я понимаю, что у него дела, но он никогда раньше не уезжал не попрощавшись.

– Иди сюда, садись. Я понимаю, странно, что я нахожусь здесь, но у меня в доме ремонт, и твой папа попросил меня остаться с вами.

– Замечательно, но можно мы пойдем в другую комнату?

– Конечно. В любом случае я как раз собиралась уходить. Я соберу вещи и спущусь на кухню, пойдет?

– Ладно.

Я делаю себе бутерброд с индейкой и майонезом, но откусив пару кусочков, понимаю, что есть на самом деле не хочу. Элиза заходит на кухню с таким уверенным видом, будто знает что-то, чего не знаю я.

Женщина наливает себе сок.

– Ты знала мою мать? – спрашиваю я.

– Нет, – тихо отвечает она. – Видела ее пару раз. Ты по ней скучаешь?

Я фыркаю.

– Знаю. Глупый вопрос.

– Отец когда-нибудь говорил с тобой о ее смерти?

– Нет. – Она лжет. Я знаю, потому что видела по телевизору программу, посвященную теме невербального общения. Она чесала голову во время ответа и не смотрела мне в глаза. Иногда взрослых можно видеть насквозь.

– Кажется, он что-то скрывает, и мне это не нравится.

Она смотрит на меня, не зная, что ответить, и я меняю тему:

– Так когда папа собирается вернуться?

Элиза допивает сок и набрасывает на плечи шаль. Не знала, что кто-то до сих пор их носит. Что странно, она тут же ее снимает.