— Его просто унесло приливом, — сказала я.
— Дождей в последние дни почти не было, — возразила она.
— Наверное, вода поднялась выше и унесла его.
— Почем знать? — уперлась Джинкс. — И с чего бы это вода поднималась выше теперешнего уровня, если дождей не было?
— Ты ж никогда не верила в чудеса, — напомнила я. — Уймись, он не встал из могилы и не унес с собой свою голову.
— В чудеса не верю, — сказала Джинкс, — но как бы чертов Скунс не заставил меня переменить мнение.
Я предположила и другой вариант: тело кто-то выкопал. Увидел, как торчит наружу рука или нога, полюбопытствовал и вырыл его. Хотя с какой стати этот кто-то унес с собой труп? А может быть, дикие животные сожрали, аллигатор утащил. По правде, я не знаю, что произошло на самом деле, и проверить свои догадки никак не могла.
Короче говоря, взяли мы деньги и Мэй Линн и вернулись в Глейдуотер. Добрались туда еще до наступления ночи, а когда стемнело, уселись в пансионе и пересчитали деньги. Поделить их поровну не выходило, слишком много крупных купюр. Делили на троих, маму в долю не брали, но я пообещала отдать ей половину от своей трети. Наутро мы купили билеты на автобус, чтобы назавтра отбыть в Калифорнию. По дороге мама собиралась сделать несколько остановок, «чтобы полюбоваться местностью».
Прах Мэй Линн мы собирались прихватить с собой и рассеять его в каком-нибудь знаменитом голливудском уголке. Сколько раз мы уже это обсуждали, но впервые — во всяком случае, для меня впервые, — это казалось реальным. Пока мы говорили, я не раз и не два оглянулась на Терри. В глазах его стояли слезы. Я подумала: наверное, он больше не считает себя убийцей, но и ответственности с себя не снимает, и потому я отныне и навсегда простила его — он и сам наказал себя и будет наказывать всю жизнь. И я сердилась на Мэй Линн, даже на мертвую: не стоило ей так обходиться с другом. Но и ее я простила, как простила Терри.
Моей маме Терри не рассказал о своем преступлении, мы с Джинкс просили его этого не делать. Посоветовали не будить лихо, или как там говорится.
В ту ночь перед сном мы с мамой посидели вдвоем на веранде пансиона. Качались каждая в своем кресле, радовались свежему ветерку. Помолчав немного, я спросила:
— Мама, а та черная лошадь тебе еще снится?
— С тех пор как ты убила Скунса, эти сны почти прекратились, лишь изредка возвращается. Но в тот день, когда я сказала Дону, что между нами все кончено, мне приснилось, будто я догнала крылатую белую лошадь и она унесла меня прочь. И вот что странно, Сью Эллен: я сидела на лошади голышом, в чем мать родила, и уносилась все выше, в ночное небо, прямо к луне, и я глянула вниз, а за мной неслась черная лошадь, бескрылая, она тоже летела, а потом вдруг распалась, словно сложена была из тьмы и теней, и пропала, а меня белая лошадь унесла на луну, и с тех пор ни в следующую ночь, ни в другие мне ничего такого не снилось.
— Наверное, это хорошо, — сказала я.
— Да, — сказала мама. — Конечно же это хорошо.
Мы отправились спать. На прикроватном столике лежали билеты, придавленные банкой с прахом Мэй Линн, поблизости — толстая пачка купюр.
Ночью мне почудилось, будто я снова плыву на плоту вниз по реке. Я проснулась, оглядела комнату и не сразу поверила: я не на плоту, Скунса больше нет, нас никто больше не будет преследовать. Я выбралась из кровати, натянула рубашку, комбинезон, башмаки и вышла из пансиона.
Я спустилось по городской улице к реке. Не ближний путь, однако ночь была теплой, приятная прогулка. Задолго до того, как я увидела реку, я услышала ее и почуяла ее запах. Вышла я как раз на то место, где капитан Берк усадил нас с Джинкс в моторную лодку, чтобы плыть за мамой и Терри вверх по реке.
Я присела на тропинке, на ровном участке земли, с которого хорошо было видно воду. Тут уже недалеко было до воды. Можно было доплюнуть до края темных вод с того места, где я сидела. Ночь выдалась не слишком светлая, от луны остался лишь тоненький ломтик серебра, похожий на изогнутое лезвие старого ножика. Однако и такого освещения хватало, чтобы разглядеть почти коричневого цвета воду. Река текла себе, словно ничего и не помнила, словно и не приключилось на ее водах ничего, ни с нами, ни с другими. Река — это просто река. Но я вдруг подумала: и жизнь — как река. Тебя несет ее течением, может обрушиться ливень, разлив произойдет или что-то в этом роде, какую-то часть жизни размоет и унесет, но в конечном счете все соединится в этих водах. Даже если порой кажется, будто все по-другому, на самом деле это именно так. Река не меняется, меняются люди на реке. Я изменилась, и знала это. И мама изменилась, и Терри тоже, а может быть, и Джинкс, хотя по ней не скажешь.
А река, древний коричневый змей, все та же, протянулась от истока до устья, до великого соленого моря.