Бактыбай, гордый доверием старших, лихо прорысил мимо юрты. Бабушка, глядя ему вслед, утирала накатившиеся слезы.

А к месту, где Бокан расправился с джигитами Алдажара, от юрт, раскинувшихся на берегу озерка, уже стекался народ. Бокан с сыновьями встал перед своей юртой.

По бытовавшему в степи обычаю, противники уселись друг против друга. Старуха Бокана, прижимая к себе дрожавшую от страха девочку, тревожно наблюдала за происходящим из зарослей тальника. После недолгого молчания старейшины табынцев предложили старому палуану:

— Покинь джайляу по-хорошему, иначе нам придется перебить вас. Ты стар, жизнь твоя прожита, но подумай о сыновьях, пожалей их и свою семью.

Бокан с достоинством ответил:

— Если в моем роду останется хотя бы девочка, вам этого джайляу не видать.

Старику Бокану не подобало участвовать в драках, он, стараясь усовестить аксакалов табынского рода, продолжал:

— Нарушив наш обычай, вы втравили в драку со мной своих молодых джигитов. Они годятся мне в правнуки, но не постеснялись поднять на меня руку. Вы осознаете, какой это грех? Чего можно ожидать от таких людей, как вы. Но со мной мои сыновья. В единоборстве они не уступят вашим джигитам.

В таких степных раздорах нападать скопом на малочисленный, отдаленный от своих сородичей аул считалось позором: это приводило к долгой кровопролитной вражде между родами. Поэтому табынцы, посовещавшись, выставили против сыновей Бокана двух дюжих джигитов.

Началась беспощадная драка. Старый палуан видел, как бесстрашно кинулись на противников его сыновья, умело отбивают удары кулаков и дубинок, теснят табынских джигитов. Не с сожалением отмечал, что у Оралхана и Канатхана нет его былой силы.

Устав, в синяках и кровоподтеках, изодранные и обессиленные, соперники разошлись. Подошедшие к Бокану сыновья тяжело дышали, их руки дрожали, словно после непосильной работы. «Ловкие джигиты. Слава аллаху, они целы!» — с гордостью подумал старик. Старуха мать, причитая и украдкой смахивая набегавшие слезы, утирала окровавленные лица своих сыновей, прикладывала примочки к синякам и ссадинам, расстелила нехитрый дастархан, чтобы они могли подкрепиться.

Между Боканом и старейшинами табынского рода вновь возобновилась словесная перепалка.

Чтобы ускорить развязку, табынцы решили выставить новую пару джигитов, заменить же сыновей Бокана было некому. После короткого отдыха бойцы с еще большим ожесточением кинулись друг на друга. Оралхан и Канатхан отбивались, валились наземь от беспощадных ударов дубинок, но вставали и снова шли на новую пару так же отчаянно, как дрались с первой.

Смеркалось. Противники разошлись по своим становищам. Поддерживаемые Боканом и матерью, сыновья еле дошли до юрты и устало улеглись возле нее на подстеленные одеяла. Всю ночь не спали старики, ухаживая за сыновьями, меняя примочки и прикладывая лекарственные настои из степных трав к их ранам и ссадинам.

Аксакалы табынцев никак не думали, что сыновья старого палуана смогут выдержать такую схватку, и надеялись, что они прекратят сопротивление. Но на следующий день они убедились, что Оралхан и Канатхан унаследовали от отца его стойкость и мужество. И скорее примут смерть, чем отступят. Кровавое побоище из-за пастбища, устроенное баями Алдажаром и Барлыбаем, продолжалось. Обычай не позволял табынским джигитам вмешаться в драку, ведущуюся на равных, они поддерживали своих бойцов криками, а их аксакалы, надеявшиеся на быструю развязку, огорченно посматривали друг на друга.

Время клонилось к полудню. Противники разошлись сделать небольшую передышку. Сыновья Бокана, тяжело шагая, подошли к аксакалу и медленно опустились на землю. Старуха мать, еще более постаревшая и сгорбившаяся от переживаний и волнения за сыновей, подала чай. Материнское сердце разрывалось от горя и отчаяния.

Алдажар и Барлыбай, с неудовольствием наблюдавшие за исходом схватки между джигитами родов, подозвали Байнияза — потомка бывшего раба табынцев, прижившегося в степи и верно служившего всем, кто больше заплатит.

— Наш спор затянулся. Досточтимый Барлыбай, не кажется ли вам, что Бокан, хотя и славился в народе когда-то силой, отвагой и, в чем я сомневаюсь, умом, постарел. Один удар камчи, хороший удар, приведет его в повиновение, — выразительно посмотрел бай на преклонившего колено Байнияза.

Байнияз с полуслова понимал желания своего хозяина. Подъехав к юрте Бокана, оы спешился и неторопливо направился к Бокану, сидящему с сыновьями в тени юрты. Внезапно, забежав сзади, он через плечо старика нанес утяжеленной свинцом в наконечнике камчой удар по обнаженной груди Бокана. Кровь залила грудь старика. Бокан, не поднимаясь с места, презрительно посмотрел на Байнияза:

— Ты же, сопляк, ровесник моему сыну, вот и дерись с ним. Безродная продажная шкура, пес, нарушающий степные законы!