— Просим к нашему костру, дорогой Бореке, — радостно пригласил Сапар, называя Молдабая условленным между ними именем.

— Вообще-то у меня срочное дело, время поднимает. Но немного отдохнуть и выпить чайку я бы не отказался.

— Эх, сынок! О душистом, крепком чае сейчас можно только вздыхать. Времена сам знаешь какие: три года как началась эта проклятая война, пьем пустой кипяток. Одно радует: дела на фронте пошли на лад, и в народе поговаривают о скорой победе.

— Не беда, ата[2], у меня есть немного и кок-чая, и черного чая. Сапар, пойдем со мной. Возьмешь у меня в сумке заварку, а я ослаблю лошади подпруги, — обратился Ермеков к охотнику. Они вышли из мазара, и Молдабай тихо спросил:

— Что за человек?

— Этот несчастный старик из моего аула. Он совсем одинок: старуха его скончалась, на сына получил недавно черную бумагу[3] — погиб под Сталинградом. Аксакал едет к снохе на ферму. Я его специально задержал здесь, чтобы вы могли поговорить с ним. По-моему, старик видел людей, которых вы ищете. Да и у меня, начальник, есть для вас новости. Я расскажу попозже.

Ермеков и Сапар возвратились в гробницу Есет-батыра. За чаем старик разговорился и, действительно, как и предполагал охотник, дал ценные, представляющие оперативный интерес сведения.

— Вчера вечером, — рассказывал старик, — в местности Калмак-Крылган меня нагнали и остановили неизвестные мне люди. Расспрашивали, кто я, откуда, куда и зачем еду, интересовались, далеко ли до колхозных отгонов и много ли людей на фермах. Видимо, в песках они давно, да и одеты они как-то странно: кто в драную шинель, а кто и просто, в баранью шкуру. Сожрали, наглецы, всю мою провизию, захваченную в дорогу, и уехали.

— Ата, — осторожно поинтересовался Молдабай, — а много ли их было? Охотники, видимо?

— Нет, сынок. Не похожи эти люди на охотников, хотя все пятеро хорошо вооружены. Я рассказывал о них Сапаржану, а он-то знает всех охотников в округе. Ох и чаек! Давненько не пивал такого! Ты сам кем будешь?

— Я, отец, работаю заготовителем в райпотребсоюзе. Еду на отгоны по заготовке шкур и пушнины. Но теперь, после вашего рассказа, придется вернуться обратно. Не дай аллах, еще беда какая со мною приключится. Вот, возьмите от меня этот маленький подарок, — улыбаясь, ответил Молдабай и передал старику две плитки чая.

Ермеков попрощался с аксакалом. Сапар, провожая его, рассказал, что и он столкнулся в степи с подозрительными людьми:

— Сюда, к мазару Есет-батыра, я прибыл еще вчера утром. Решил дать поохотиться моему беркуту. Километрах в пяти перед заходом солнца меня внезапно окружили десять вооруженных всадников. Заставили слезть с коня, отобрали все, что у меня с собой было. Хорошо, что я основную часть провизии спрятал в мазаре. Одеты они, как и описал аксакал, в какие-то лохмотья. Видимо, поэтому не погнушались моим стареньким ватным чапаном. Вопросы задавали те же, что и старику. Один из них хотел забрать моего коня, да, сделав на моем «Тайбурыле»[4] круг, слез и, усмехаясь, сказал: «Для быстрой езды этот скакун слишком молод, на мясо слишком нежен. Так и быть, беркутчи, владей». Посмеялись и уехали.

— Это все? — коротко спросил Молдабай.

— Зачем обижаешь, начальник? Вы ведь меня не первый год знаете! — нахмурившись, протянул Сапар. — Как и следует истинному степняку, я, с признательностью за «ласковое» обращение, проводил «дорогих гостей». Уверен, сейчас они в местности Калмак-Крылган.

— Ну-ну, Сапаржан! Какие между нами могут быть обиды, — похлопал Ермеков охотника по плечу. — Вот, здесь тебе запас продуктов.

Договорившись с Сапаром о времени и месте следующей встречи, Молдабай присоединился к тревожно ожидающим его милиционеру и проводнику, и они, не теряя времени, тронулись в обратный путь.

Итак, Калмак-Крылган — на карте Ермекова появился новый ориентир. Возвратившись в отряд, он коротко рассказал командиру подразделения о результатах своей поездки и приказал поднять людей по «тревоге». За время поиска банды в тяжелых условиях пустыни Молдабай сдружился со своим заместителем Петром Очкасовым. Ему нравился молодой, исполнительный офицер, успевший в свои двадцать пять пройти через огненное жерло войны и на которого можно было во всем положиться, Вот и сейчас, Ермеков благодарно отметил про себя, время его отлучки Очкасов использовал максимально: отряд снялся быстро, без суеты, люди накормлены и отдохнули, амуниция я оружие приведены в порядок.

К Калмак-Крылгану пробились через пески лишь под вечер. Молдабай приказал Очкасову выслать вперед и по флангам дозорных. Отряд подтянулся и медленно приближался к лысеющим сопкам. Напряженные лица людей выдавали волнение: многие из них впервые участвовали в подобной операции.

Молдабай и Очкасов, ехавшие впереди отряда, настороженно вглядывались в даль. Неожиданно Очкасов коснулся его плеча, указывая плеткой на один из холмов, возвышающийся метрах в двухстах от них. Там, на вершине, появилась группа людей, но, заметив всадников, быстро скрылась за сопкой.