— Да неважно, — отмахнулся я. — Это чуть позже, я же рассказывал про перестройку, ускорение и гласность. Вот по сравнению с ними это время — застой. В принципе, логично — если хочешь что-то начать перестраивать, назови старый вариант как-нибудь неприятно, чтобы людям было легче смириться с переменами. Сталинский террор, хрущевская оттепель, брежневский застой…
— Блять! — он всё-таки выругался. — Вы там, в будущем, совсем с глузду съехали?
— Не «вы», а мы, — отрезал я. — Это всё будет через год-два, так что у нас есть хороший шанс поучаствовать. Как Горбачева сделают Генсеком, так всё и начнется. Валентин…
— Да? — он ещё не отошел и ответил слегка резковато.
— Вы с Михаилом Сергеевичем сможете всё исправить?
Этот вопрос дался мне нелегко, но я понял, что действительно хочу знать ответ. Если уровень Политбюро для этих двоих недосягаем, то мне надо начинать активно готовиться к рыночным отношениям. Пока что я был слишком далеко от них, барахтался в текучке и занимался всякой ерундой. Мне же хотелось провести наши девяностые с большим комфортом, чем в первый раз.
Валентин ответил не сразу. Он снова долго смотрел сквозь деревья на синее небо, курил и как-то задумчиво выдыхал дым.
— Это сложная задача, — наконец сказал он. — Я не могу дать гарантии, что всё получится, но могу дать слово, что мы сделаем всё возможное. Сейчас главное — понять, что нужно делать. Времени действительно слишком мало, конечно…
Я мысленно перекрестился и пообещал себе, что отправлюсь на радиорынок сразу же, как только разделаюсь с зачетами. Готовиться к временам свободной торговли, находясь в армии, было бы неудобно. Хотя я знал ребят, которым армейская форма ничуть не мешала.
— Понял, не дурак… — пробормотал я, но Валентин меня, кажется, не услышал.
— Егор, я должен задать этот вопрос, — сказал он, понизив голос почти до предела. — Про себя не спрашиваю… понимаю, что ты вряд ли знаешь. Но… сколько лет отмерено Михал Сергеичу?
Я подумал, что это хороший повод рассказать про нехорошую судьбу двух управделами ЦК.
— Не знаю, честно, — для убедительности я помотал головой. — До знакомства с ним я ни разу его фамилию не встречал… или встречал, но напрочь забыл. Для меня в будущем он был бы одним из многих советских чиновников. Так-то я даже год смерти Горбачева путаю — то ли двадцать первый, то ли двадцать второй. Скорее всего, двадцать второй, они тогда кучно пошли.
— Они?
— Ну те, кто Союз разваливал. Бурбулис, Шушкевич, Кравчук. Ну и Горбачев тоже.
— Бурбулис от России подписывал? — как бы между прочим уточнил Валентин.
— Нет, он был советником Ельцина, тот подписывал, но он раньше помер, ещё в нулевые. Ельцин сейчас первый секретарь в Свердловске, вот и Бурбулис тоже где-то там обитает, но вроде бы обычным профессором в каком-то институте.[4] Но их таких… как там у вас в ведомстве говорится? Всех не перевешаете? — я слегка кривовато усмехнулся.
— Понятненько… — Валентин достал новую сигарету, но прикуривать не торопился.
— Сомневаюсь, что вам понятно, — зачем-то сказал я. — Следующие несколько лет у нас были… будут? Не знаю, как правильно, но бог с ним. В общем, времена будут не просто интересными, а очень интересными. Грубо говоря, сейчас тот же Ельцин — преданный коммунист, который изо всех сил работает на благо партии и народа во вверенной ему области. А через пять-десять лет это уже видный деятель капиталистического труда. И ведь не скажешь, что он кого-то предал. Просто времена изменились, и он изменился вместе с ними. Были же после Гражданской всякие военспецы, которые царю присягали, а потом большевикам служили не за страх, а за совесть?
— Да, пожалуй, бывает и не такое, — согласился Валентин. — Ладно, подумаем. Уж поверь, определенные возможности у нас есть. Может, что и сможем. Ну а нет…