– У вас неплохая стража, Глеб Борисович, – сказал князь.
– У наследника тоже, – сказал Глеб.
– Я знаю, о чем вы думаете, – сказал Кирилл Асгатович. – Я не повторю своей ошибки. Князь Кугушев отдал мне приказ: тайно ликвидировать наследника. Я не стану. Я с вами.
– Я тоже, – сказал Голицын.
– Кугушев претендует на трон?
– Он уже на троне, – сказал Голицын. – Чем нанес мне смертельную обиду, – он опять засмеялся.
– Что вы находите смешного, князь? – недовольно покосился на него Кирилл Асгатович.
– Не знаю. Померещилось, что мне опять четырнадцать лет – и что у нас набирается хорошая футбольная команда…
ИНТЕРМЕЦЦО
В марте девяносто первого, через месяц после гибели на перевале Голец отряда генерала Стражницина, Глеб получил телеграмму с Поста Веселого: уровень воды в Прорве начал повышаться, течение замедлилось до пяти вершков в секунду.
– Пришли настоящие проблемы, – сказал Глеб Алику.
– Ты меня извини, – тихо ответил тот, – но я уйду, наверное, в отставку. Все. Вахту не в силах стоять… Это ты трехжильный, а я – уже готов.
Дыхание его даже вот так, сидя, оставалось свистящим.
– И что ты будешь делать?
– Ничего. Заберу Лизу, сяду на ковчег…
Ковчегами называли громадные железные пароходы, вмещавшие по тысяче человек и тысяче голов скота. Они поднимались по Грани и Эридану – иногда даже до необжитых мест. Ни монархисты, ни республиканцы не нападали на ковчеги – и даже беглый преступник мог получить на них убежище…
– А что говорит сама Лиза?
– Она поймет.
Глеб покачал головой. В этом он не был уверен. Елизавета Ивановна Бабочкина только внешне напоминала Варю – характером же была схожа не более, чем фамилией. Но влюбленный Алик заметить этого не мог.
– Лиза – слишком столичный житель, – только и сказал Глеб. Он мог бы сказать и кое-что другое, куда менее приятное, но не стал. Не так много у него осталось друзей, чтобы терять их из-за пустяков… – Хочешь отдохнуть от всего этого? По-настоящему отдохнуть?