— Не нужно спорить, товарищи. Давайте лучше сами посмотрим и решим — это тот самый Такс, или совсем другой. И если наши догадки верны, то стоит приложить максимальные усилия для установления связи с Гавриилом Родионовичем и Изяславом Родионовичем.
— А зачем? — не понял нарком.
Сталин и Акифьев молча переглянулись. Каменев не присутствовал при памятном разговоре на "Челюскине", а сами они не афишировали контакты таинственных генералов с неким лесником из Конотопа, известным как старец Кузьмич. Конечно, кое-какие вопросы появились два года назад, когда в кремлёвском кабинете вдруг открылся неизвестный передовой советской науке переход. А перед тем по громкой связи все услышали знакомый картавый голос. Тогда всё удалось объяснить, точнее — ничего не объяснять, сославшись на режим строгой секретности. Позже решено было картавость считать всеобщей слуховой галлюцинацией, вызванной некачественной "Хванчкарой", а светящийся прямоугольник с надписью "Сделано в СССР" — новой разработкой инженеров Нижегородской радио-лаборатории имени Бонч-Бруевича, штукой жутко дорогой, и применяемой только в исключительных случаях.
— Так нужно, — объяснил Патриарх. — Партия сказала — надо!
— Тогда понятно, — с облегчением произнёс нарком обороны. Действительно, партия порой требовала столь очевидные глупости, что наличие ещё одной абсолютно ничего не меняло. — Так я сейчас Александру Фёдоровичу позвоню.
С этими словами Сергей Сергеевич уселся в кресло хозяина кабинета, одной рукой снял трубку с телефонного аппарата, а другой машинально достал из кармана футляр с толстой сигарой.
— Каков наглец, а? — шепнул Сталин на ухо Патриарху.
— Жалко, что ли? — так же тихо удивился Алексей Львович. — Пусть курит.
— Да я про кресло.
— Так не насовсем.
Каменев тем временем для чего-то дунул в трубку и попросил:
— Алло, барышня, соедините меня… Что? А, здравствуйте, товарищ Поскрёбышев, соедините меня с Беляковым, пожалуйста… Что? Нет, зачем мне лётчик? Председатель колхоза нужен…
Дожидаясь ответа, нарком прикурил, и блаженно прищурившись, откинулся на спинку. Но вот в аппарате что-то хрюкнуло на весь кабинет, и Сергей Сергеевич громко крикнул в трубку:
— Александр Фёдорович, добрый вечер! Узнал?… Что? Нет, ничего не забыл… Голова? Спасибо, уже не болит. Я вот по какому вопросу… Что? Наоборот, сам приезжай. Ага, серьёзно тебе говорю… И товарищ Сталин приглашает… Как это? Да ты понимаешь что…
Каменев прикрыл трубку ладонью и повернулся с удивлённым лицом:
— Он сказал, что не сможет приехать.
— Что значит, не сможет? — поразился Патриарх. — Его сам Иосиф Виссарионович просит, а он… Прокляну!
— Да погодите вы вот так сразу обвинять, — вступился за председателя Сталин. — Могут же быть у человека, у уважаемого и заслуженного человека, между прочим, веские причины. Зачем сразу анафему? Вот из-за таких как вы, товарищ Акифьев, нас в будущем будут какие-нибудь либералы упрекать в излишней жестокости.
— Господь с вами, товарищ Сталин, — перекрестился Алексей Львович. — Откуда на Руси либералам взяться? Они ведь появляются только от полового бессилия… Надо же куда-то нерастраченную энергию девать? Ну, или от полной невостребованности, если женский вариант рассматривать. Так что не беспокойтесь — наш народ в этом плане ещё о-го-го какой!
— У Александра Фёдоровича уже шестеро детей.