Охранник в черном, на время тоже оглохший, но в остальном невредимый, стоял у двери на четвереньках и тряс головой.
А человек с разбитым лицом сразу после броска снова нырнул за Майбах, сел там на корточки, и его не задело вовсе.
Из комнаты с мониторами выстрела слышно не было, на сером зернистом экране он выглядел просто как белая треугольная вспышка. Оптический дефект, ошибка матрицы, глитч. Звук в камерах, разумеется, был предусмотрен, включался отдельными штырьками на пульте, но его никто не включил. И девочка из Тойоты увидела, что черно-белые люди, так долго и скучно стоявшие перед дверью, что можно было заснуть, вдруг начали падать, как если б их раскидало ветром, но сразу не догадалась, отчего они падают и мог ли откуда-то взяться ветер. А толстый водитель Майбаха и вовсе давно никуда не смотрел, дремал на стуле в углу и проснулся только от вопля своего желтолицего шефа. Старик молотил по столу кулаком и орал, как футбольный болельщик. Водитель примерно понял, что именно там случилось, еще до того, как взглянул, и раньше, чем девочка из Тойоты. Смотреть ему не хотелось и очень тянуло перекреститься, но он не рискнул.
С секундной задержкой звук выстрела долетел до синего микроавтобуса с распахнутой задней дверью и разбитым стеклом. Он был значительно громче того, пистолетного, который раздался утром у дальней решетки, а после к тому же послышались крики; и двое мужчин, которые четверть часа назад разбили в чужом микроавтобусе окно, чтоб добраться до запертых там инструментов, разложили их на асфальте и были очень этими инструментами заняты, переглянулись и, не сказав друг другу ни слова, побежали на звук.
А женщина, которая сидела невдалеке у стены, ничем как раз занята не была и выглядела так, словно оба мужчины, и микроавтобус, и выстрел противны ей одинаково, посидела еще немного. Проверила шнурки на кроссовках и левый перевязала. И только затем наконец поднялась, оглядела кучку ворованных инструментов и выбрала из нее короткий ломик-гвоздодер. С отвращением взвесила его на ладони и все-таки побежала следом.
В отличие от микроавтобуса, кабриолет находился от Майбаха совсем уже далеко, почти в полутора километрах, и крики к нему долететь никак не могли. Они рассеялись по пути, застряли на первом же повороте бетонной трубы; к тому же в кабриолете поднята была крыша, и звуковая волна принесла один только выстрел, и тот уже слабый. Но лейтенанту все равно показалось, что он их слышит: не выстрел, а именно крики после, как будто бы ждал их все время. Вдобавок он зачем-то увидел картинку — такую же, что и водитель из Майбаха, только цветную, и крепко закрыл глаза, но крики в его голове не стихали, а картинка делалась только ярче. Он сел и стал одеваться, и сонная девушка рядом, горячая, голая, с земляничными волосами, спросила: ты чё, серьезно щас, да? Он вспомнил про пистолет, нашарил кобуру под сиденьем и взял с отвращением, как женщина у микроавтобуса — краденый ломик. Мудила, сказала голая девушка. Вали, блядь, давай.
Последними выстрел услышали маленький стоматолог из Шкоды Рапид и юный водитель «Напитков Черноголовки», которые дошли уже почти до польского рефрижератора. И мальчик-Газелист обернулся на стоматолога, а тот — на кота. Кот съел уже воробья, еще воробья и в этот самый момент ел синицу, которую даже ощипывать не пришлось. Хрустели косточки, косточки, зрачки у него были широкие, как горошины. Матрасик под ним весь был усыпан перьями. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 00:21
— …Куда закрывать, там Серёга еще! Серёгу забыли!
— …От двери на шаг отошли, оружие на пол!
— …Да щас, погоди, там Серёга, куда ты закрыл! Ребят, кто там ближе, нажмите, Серёгу запустим...
— …От двери — на шаг!
— …Ты хуй вынь из ушей, товарищ майор, там Серёга остался!..
Все это звучало у ослепшей чиновницы в правом ухе — нечетко, издалека, как если б она лежала на дне бассейна, — а левое звуков не пропускало, и тянулся в нем странный противный свист, словно из головы у нее выходил воздух. Но вместе с тем было ясно, что она все-таки жива и как будто уже находится в тамбуре, хотя и не помнит, как в нем оказалась (вот тут обнаружился странный провал), и оставалось только разобраться с глазами.
— Стоять! — скомандовал телохранитель в черном и очень пыльном костюме, который и правда был в чине майора, хотя и носил штатское. Рябое лицо его побелело еще сильнее, он встал перед дверью и сунул руку за пазуху.
— Серёгу запустим сначала, — ответил ему здоровенный проходчик из Нововолынска, который, напротив, налился краской. — А ну отойди, придавлю, — и качнулся вперед.
Четыре его товарища так же лицами потемнели и на коротышку-майора глядели недобро, а пятый действительно в суматохе остался снаружи, как и злополучный водитель автобуса, беспокоиться за которого было некому. Отряд ополченцев сократился таким образом до семерых человек, и проходчики в нем теперь составляли уверенное большинство.
Бледный майор эту неприятную асимметрию очевидно почувствовал тоже, потому что вытащил из-за пазухи свой неуставный «глок» и направил его бригадиру проходчиков между глаз.
— Не зли меня, дядя, — сказал он глухо. Безгубый рот его дернулся, съехал в сторону. — Сейчас все за Серёгой отправитесь.