…Ты охуела, что ли, совсем, сказал маленький пыльный майор. Они ж башку тебе сейчас нахрен отстрелят, у них два дробовика там теперь. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 00:38
— Да нету его там, — сказал лейтенант и прикрыл рот ладонью. Даже в сотне метров от разбитого Фольксвагена запах стоял такой, что у него появился вкус. Этот запах висел в воздухе, как газ над болотом, его можно было резать на куски — жирный, густой, страшный запах мертвого мяса. Цементная пыль и гарь от закоротившей проводки давно уже в нем утонули, и лейтенант остро жалел, что не курит. Что согласился идти за горбоносым стариком к решетке и что вообще — согласился. С каждым шагом затея казалась все более гиблой. — Ну кто туда, блин, полезет? — спросил он с тоской и сплюнул, чтоб не глотать.
— Надо везде посмотреть, — сердито ответил горбоносый. Запах как будто совсем его не мучил, и даже шагал он быстрее молодого старлея, хоть и сильно хромал. — Начнем с этого конца и пойдем обратно. Он может быть где угодно. Его не все знают в лицо, он может опять притвориться, понимаете?
Старлей понимал. Про человека с ласковой улыбкой он вообще понимал теперь гораздо больше, чем ему хотелось, просто не выпало еще момента про это рассказать — никому, и тем более горбоносому старику. Который был тоже вообще-то старлею никакой не начальник, а командовал будь здоров.
— Пойдемте, дорогой мой, пойдемте, мало времени, — как раз говорил тот, прибавляя шагу. Да совсем ему, что ли, не пахнет, удивился старлей, которому время, наоборот, больше было не нужно и спешить стало незачем.
Машины остались давно позади, даже одинокая Шкода с отломанным зеркалом, пустая и запертая. Впереди показалась решетка, оранжевый Гольф, моток проводов и пыльный японский генератор. И конечно, лежал возле Гольфа мертвый пацан, у которого сперли часы, и смотреть на него еще раз лейтенанту совсем не хотелось. А еще там у стеночки лежали два новых, ему незнакомых тела — одно женское, в платье с цветами, накрытое белым пиджаком, а второе мужское, так же укрытое с головой, и разглядывать их не хотелось тоже. Это были те двое, кого днем постреляли у баррикады, догадался он и отчетливо вспомнил сразу: лейтенант, ну чего ты как не родной, и улыбку — водички хочешь? И как он, лейтенант, жадно пьет на глазах у всех из пятилитровой бутылки, а потом уносит ее с собой, и свое облегчение, про которое вспоминать не хотелось сильнее всего. И мотоциклиста в зеркальном шлеме, и толстяка-капитана, который капал себе на штаны чебуреками, задержанных лупил с особым всегда удовольствием и не брезговал порыться у них в кошельке.
— Это ж сколько народу-то, елки? — подумал он вслух, потому что ведь были еще и те, у Майбаха, кого никто уже никуда не понес и, наверное, даже не сосчитал. Развернуть свою мысль он сейчас навряд ли сумел бы, лейтенант вообще был по части объяснений не мастер, но горбоносый его почему-то понял.
— Будет больше, — сказал он глухо. — Если мы ничего не сделаем, будет гораздо больше. До
— Автобус надо проверить, — сказал тогда лейтенант, у которого вместо одной гиблой задачи только что появилось две, а совсем если честно — то три, потому что его горбоносый спутник не знал про змеиного деда, и никто, наверно, не знал. — Он там в прошлый раз шкерился. И еще грузовик. Сто пудов он с едой чего-нибудь попробует замутить, — и повернулся, чтоб пойти назад.
Горбоносый седой человек глядел на женское тело, укрытое пиджаком, и вдруг стало видно, какой он старый, совсем старый, и еле стоит на ногах. И что руки у него дрожат, а ссадина на щеке сочится кровью.
— Может, это, я сам? А вы это... с дочками посидите, — предложил лейтенант неискренне, потому что на успех не надеялся нисколько. Ни в одиночку, ни вместе со стариком.
— Вот еще новости, — сказал горбоносый и опять рассердился. — Ну что вы стоите, время! ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 00:41
— Сука тупая, — сказал желтый старик и хлебнул водички. — Курица. На кухню тебя, картошку чистить. Толчки драить, — и снова немножко хлебнул.
С каждым новым глотком его щеки чуть-чуть набирали цвет, и вообще он как-то ожил. Сел покрепче, орать перестал и на страшную куклу, которая померещилась бригадиру, был уже не похож. Сидел в кресле обычный дед и капал водой себе на штаны. Да и вся запретная комната за космической дверью особого впечатления не производила. Ну, экраны, ну, кнопки, таблетки какие-то на столе. Да и пахло там не лучше, чем в тамбуре, а если честно — пованивало оттуда мочой, как в больничной палате. Возле деда топтались мордатый водитель, крошка-майор и баба в рваном костюме; на последнее мировое правительство эти четверо как-то совсем не тянули, и сама комната не тянула тоже. Зайти внутрь при этом ополченцы все-таки не рискнули и смотрели через порог. Хотя совсем уже если честно — и заходить-то особенно было некуда.
— Доктор мой где? — спрашивал в это время желтый дед. Голос у него стал брюзгливый, как у пенсионера в поликлинике. — Русским языком тебе сказано — доктора первого, глухая, что ли, оглобля ты безголовая! Устроила ебаный цирк опять, а я ждать тут должен? Где доктор?
— Я действовала по протоколу, — тускло сказала баба. Вид у нее был такой, словно она попала под грузовик и выжила чудом. Стояла баба косовато, немного шаталась и упасть, похоже, могла в любую минуту. Или сесть, например, на пол и уже не подняться.
— Русским языком сказано — доктора, — продолжал капризничать дед, откинулся в своем кресле и дернул коленкой. В штанах у него зашуршало, мочой запахло сильнее. — Соплю притащила какую-то косорукую, интернет включить не может, ничего не может, — недовольно сказал он. — Говноеды, на хрена вы нужны вообще.
— Я действовала. По протоколу, — пробубнила баба и переступила с одной распухшей ноги на другую. Голову она держала чуть набок и смотрела куда-то в угол. — Первый этап — формирование силовой группы. Второй этап — отбор технических специалистов в количестве, необходимом для жизнеспособности убежища, приоритет отдается...
— Да срать я хотел на твой протокол! — завопил внезапно дед. — Этапы, хуяпы! Приоритет у нее! Я тут, блядь, твой приоритет, поняла меня? — и дальше вопил примерно еще минуты полторы, что велел привести доктора, ясно тебе, док-то-ра, и что без доктора никакая жизнеспособность его не колышет в принципе, что срать ему на жизнеспособность и на отбор тоже срать, если доктора ему не приведут, и что для всего остального достаточно будет вообще-то пары толковых технарей, да хватило б и одного в крайнем случае технаря, если руки у него не из жопы. А всякие тупорылые идиотки могут прямо сейчас отправляться подыхать наружу, раз не понимают, какой у них тут, блядь, приоритет.
В этом месте желтый дед опять сделался оранжевым, забулькал, и мордатый водитель захлопотал с водичкой. А семеро уцелевших ополченцев в тамбуре разом вспомнили вдруг другого деда, с горбатым носом, который недавно снаружи говорил почти то же самое. И про технаря, которого хватило бы одного, и вообще. И пускай приоритеты у дедов были разные, сходство это поразило их самым неприятным образом. В первую очередь потому, что и в одном, и в другом раскладе роль им, ополченцам, выпадала уж больно пакостная, с какой стороны ни смотри. Ну а во-вторых, положа уж совсем руку на сердце — ни в том, ни в другом, ни в каком раскладе они были тут вообще не нужны. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 00:49