– Отправь туда шаутта. Мне все равно.

– Я отправляю тебя, ибо не все подвластно лунным людям. Ты найдешь среди вещей старый большой желудь и заберешь его. Отдашь человеку, который придет в нужное время.

– И снова нет.

– Ты спешишь отказаться, не зная, какую плату я тебе предлагаю.

Она наконец-то посмотрела на него, со смесью презрения и ненависти:

– У тебя нет ничего, что заставит меня передумать.

– И даже твой сын? Когда поле будет выжжено и прополото, мне не понадобится больше быть здесь. Я отдам его тебе.

Из ее глаз текли злые слезы.

– Отдашь мне мою кровь? Мою плоть? Последнего из да Монтагов? В обмен на целую страну, которую моя же кровь, мои же предки поднимали из песков Катаклизма. Руками, ломая ногти, рыли оазисы. Строили государство. Ты вправду считаешь, что один человек, даже если это мой сын, достоин такой жертвы? Потери Карифа? Темной веры и темных лет? – Она наклонилась ближе, к знакомому чужому лицу, и ее голос теперь едва шептал, но ни от кого не скрылась угроза: – Ты правда считаешь, что из-за жалкой подачки, обещания, которое ты не выполнишь, я принесу мрак на родину? После того, что шаутты сделали тут, тварь? Я потомок Халита Аль-Даби, Второго клинка Гвинта. Мой дед Стилет Пустыни. Я не заключаю сделок с демонами. Моя верность Карифу сильнее моей верности даже сыну.

Эрего усмехнулся. Было понятно, что время переговоров закончилось:

– Я заставлю тебя. Так или иначе.

Она провернула кольцо на большом пальце левой руки, и раздался щелчок.

Эрего отшатнулся, Рукавичка совершенно не по-человечески вскочила на ноги, но не успела помешать Захире да Монтаг.

Маленький плоский клинок, величиной с ноготь, выбросила из кольца пружина, и женщина провела им себе по горлу.

Быстро и решительно.

Рукавичка подскочила, хрустнула кость в сломанной руке. Захира, чувствуя, как горячее течет у нее по шее, хотела плюнуть в ненавистное слепое лицо, но подавилась кровью, захлебнулась и, чувствуя слабость в ногах, осторожно села прямо на пол.

Больше она не смотрела на них. Лишь на крутящиеся над головой балки и кроваво-алый месяц, который ее теперь не пугал.