- Надо было тебя принцесской назвать, ты же как девочка, пёс.

Коржик глянул на меня укоризненным взглядом бархатных карих глаз. Теперь мне кажется, что цвет у них, почти, как у Васьки глаз. Точно я старею, хотя казалось бы – рано. А пёс сдернул с вешалки свой поводок и потрусил к двери на коротких ножках. И обернулся, дескать, хорош сантиментов, пошли уже…

В горах мы заскучали оба на второй же день. Нет, рассветы красивые. Трава утром мокрая от росы – насквозь городской Коржик не лезет в неё, пока не высохнет. Вода в колодце такая холодная, что зубы ломит, вкусная. Лежишь ночью, ветер шумит только, тишина. Нет бы кто-нибудь трещал над ухом, говоря всякие глупости, которые если вдуматься не глупости даже, а самые настоящие мудрости.

В поезде Коржику понравилось. Он залазил на стол, благо купе я выкупил целиком, вглядывался в пейзажи. С азартом облаивал пасущиеся на полях стада. На стоянке убежал за козой, ладно хоть ума хватило – вернулся за две минуты до отправки. Хотя кому я вру? Без этого вредного создания я бы не уехал. Поездов много, а пёс у меня один.

- Будь милым, - инструктировал я. – Ты должен ей понравиться.

Пёс снова обижался – он был уверен, что нравится всем.

- И ещё не ревнуй, пожалуйста.

Пёс вздыхал. В город мы приехали ранним утром. Он бы подернут туманом, осень уже скоро. Коржик то забегал вперёд, натягивая поводок, то настороженно жался к моим ногам. Этому городу он не доверял. Я тоже, и не приехал бы, но приехал, иду и судорожно придумываю, что говорить. Ничего не придумывалось. И куда идти? Если в садике работает, то наверное уже из дома скоро выйдет. Не вышла. Я прождал полчаса, вызывая у местных жителей явное желание вызвать полицию – не все следы побоища с Владом сошли с лица. Один синяк переливался на скуле почти всеми цветами радуги. В итоге, уже почти решив уехать – даже расписание поездов в ести посмотрел, я вдруг вспомнил горы. Тишина, роса эта, от которой штаны мокнут и никакой Васьки. Совсем. И наверх поднялся. Дверь открыла та самая женщина, которую я и прежде видел. Мария… Эмм. Машка. Посмотрела на меня оценивающе.

- Явился… кавалер.

И посторонилась, пропуская в тёмную квартиру. Коридор я преодолел в два шага, постучался в комнату Васьки. Она открыла не сразу. Сонная, отчего-то сердитая. Меня увидела, рассердилась ещё больше. Зато оказалось, что не нужно ничего придумывать, ничего говорить.

- Ты почему так долго? – воскликнула Васька и даже ногой топнула.

И внезапно оказалось, что не стоило переживать за пса – вовсе он меня не ревновал. Ревновал я. Ваську к Коржику, его к Ваське… и улыбался. С Коржиком пошла гулять Машка. Всего за сто рублей и клятву не пропить его. Мне слишком хотелось… Ваську трогать, чтобы озаботиться безопасностью пса. К счастью, его не пропили.

Вечером Васька лежала голая на полу, постелив одеяло, с ворохом закопавшись в карты, из которых было видно буквально лишь её макушку и задницу. И на то и другое я взирал с удовольствием.

- Несколько лет выстраивала маршрут, - ворчала она. – А здесь черт ногу сломит!

Коржик носился по бумагам создавая ещё больший хоас, ему нравилось, как они хрустели. Потом взялся за самую большую карту и одним движением оторвал целую Австралию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Отдай, - рассердилась Васька. Коржик тоже рассердился и Австралию съел. Вася плюнула, выбралась из под карт и залезла ко мне на колени. – Плевать. Давай просто будем ехать, далеко-далеко, куда глаза глядят. Здорово же?

- Здорово, согласился я.

И правда, все было здорово. И голая Васька на моих коленях, и пёс, доедающий Африку, надо бы отобрать у него карту… И то, что лягушонку можно забрать отсюда, а потом никогда никому не отдавать. Идеально. Кажется, вечер, или даже целую жизнь не в силах испортить вообще ничего.

- Только сначала сходим к маме.