А потом я вошел в дом.

Первое ощущение от Сергея Иосифовича – он к нам вышел в майке, в семейных трусах (было жарко, весна уже), у Параджанова был животик, и майка оттопыривалась. Потом я понял: в бытовом плане он никогда не был фетишистом. Для него одежда роли не играла. То есть он мог принимать людей просто в майке-алкоголичке и в трусах. Или в протертых старых штанах. Все!

– Это не было формой проявления эпатажности, вызовом?

– Нет, не было никакой эпатажности. Было правило: «В чем мне удобно, в том и хожу. Как мне удобно, так я и хожу». Он был человеком с чувством юмора. Шутил, подкалывал довольно интересно.

Я говорю:

– Здравствуйте!

– Привет, – здоровается он. – Проходите. Я прошел. В мастерской сидела мама Гарика, родная сестра Сергея.

– Саша, а Вам сколько тогда лет было?

– 26 лет.

– Почему Гарик Параджанов? Он же сын его сестры.

– Потому что Гарик хотел быть близким к Параджанову. Он был очень самолюбив. Сергей Иосифович Гарика любил, но и любил над ним поиздеваться. Знаете, так бывает: кого любишь, над тем и издеваешься. И Параджанов все время над племянником подтрунивал. «Ну вот ты, – говорил он, обращаясь ко мне, – хороший парень, симпатичный, на Олега Попова похожий, хороший артист, на фиг ты дружишь с этим барыгой? – У Гарика папа был парикмахером на Мтацминде. И Сергей Иосифович «веселился»: – Ну, сын парикмахера… должен быть парикмахером». Надо признать, Гарик в долгу не оставался…

После очередного подкола Параджанов повернулся и ушел в свою мастерскую. А я в коридоре между комнатами разглядел белый, абсолютно белый манекен. Статуя. Какого-то офицера тевтонской еще армии.

– Что это? – спрашиваю.

– А, – отвечает Гарик, – это дядёк притащил с очередного фестиваля, понравилась – купил.

В гостиной стоял стол, вокруг – стулья, на стенах очень много фотографий со съемок. И опять-таки каждая фотография была как картина. То есть Параджанов их дорисовывал. В то время цветные фотографии были редки, и он карандашами дорисовывал, добавлял какой-то определенный цвет. Или на черно-белой фотографии делал красную маленькую деталь, цветочек, скажем. Или мог вообще перевернуть фотографию вверх тормашками и дорисовать…

Однажды он дал Гарику денег и попросил нас пойти в «рыбацкий» магазин, я детально помню тот момент…

– Рыбацкий – это где снасти продают?

– Да, где снасти продавались и такие пластмассовые маленькие мухи, кулечек по 20 штук, кажется. Нам было заказано четыре кулька мух. Гарик заартачился: «Зачем тебе (он с Сергеем Иосифовичем был на «ты») мухи?» На что тот, форсируя звук, отрезал: «Зачем-зачем? Говно делать буду!..»

Мух купили. Он сделал коллаж. За тем, как он его делал, я внимательно наблюдал. Коллаж состоял из разных фотокарточек людей, которых (я так понял) Сергей Иосифович недолюбливал. Но то получилась не «фотография-фотография»! В том коллаже все люди находились в неких определенных позициях. Как Параджанов на моих глазах творил: у кого-то вырезал из фотографии только голову и что-то к ней дорисовал, у кого-то взял весь силуэт полностью. И раскладывал все эти кусочки на подготовленный холст.

– Это был настоящий холст?