– У меня был друг, Леня Рубановский, на пару лет старше меня. Окончив школу, он поступил не в театральный институт, как я (поскольку был еврей, ну, понимаете, с этим пятым пунктом все было сложно), а в Институт культуры. Окончил факультет режиссуры. И вот как-то Леня мне позвонил – я тогда активно искал, в какой бы театр устроиться, – и предложил:

– У нас есть вакансия. Приедешь?

– Куда, – спрашиваю, – ехать?

– В Тбилиси…

– Приеду. Почему нет? Русский театр… Хороший город…

Прилетаю в Тбилиси. 1987 год. Февраль…

– Вот приехали Вы в Тбилиси в феврале. И что там увидели?

– Красоту увидел. Была зима. Легкий снег. Тбилиси меня очаровал. Очаровала архитектура, очаровали люди, очаровало то, как они отнеслись ко мне. И в театре тоже. Я пришел на прослушивание, что-то там пытался прочитать, как такового репертуара для прослушивания у меня не было. Главный режиссер говорит: «Читай, что хочешь». «В армии, – отвечаю, – читал «Теркина».

– Какую часть Теркина прочитали?

– «Гармонь». Через пять минут после того, как вышел из зала, главреж позвал к себе в кабинет: «Оформляй документы».

Мне выделили комнату в общежитии на Плеханова. Как оказалось, в этой же комнате, когда работал в Тбилиси, жил Евгений Лебедев. Тут же посыпались роли: сначала ввели в детский спектакль, потом стал играть в вечерних, взрослых – «На всякого мудреца довольно простоты», в опере «Клоп», где у меня была роль Присыпкина. Да, – что смотрите удивленно? – пел, ну, пением это, конечно, сложно назвать, так, мелодекламировал. Мне очень нравилось. Оставался я в Грузии почти до 1990 года.

– А как складывалась Ваша жизнь до Тбилиси? Это ведь не первый для Вас сценический опыт?

– Нет, не первый. Но – второй. Окончил в 1984 году театральный институт в Киеве. Перед получением диплома меня пригласили на «Ленфильм» на съемки в картину «Левша». Была в Ленинграде помощник режиссера Неля Баркова, она в моей судьбе сыграла важную роль. Предложила, мол, давай возьмем тебя в штат киностудии как молодого специалиста. «Я, – отвечаю, – военнообязанный, меня скоро призовут». Она: «Значит, призовут тебя в Ленинград. Будешь работать на студии и служить в армии». Так и получилось. Приехал в Ленинград в июне, мы начали работу в фильме, у меня была роль подмастерья в «Левше». Потом получил повестку из военкомата и отправился служить под Ленинград, в оркестр Ленинградского военного округа, который тогда размещался в городе Сосновый Бор, в часе езды на электричке.

– Вы занимались музыкой?

– Да, я окончил музыкальную школу. Меня спросили: «Ноты знаешь? Будешь играть на трубе!» Когда вызывали на съемки, я уезжал в Ленинград. Заканчивал – возвращался в воинскую часть.

– Замечательная была служба.

– Да, легкая. После службы, это был 1986 год, позвонил маме и сказал: «Я демобилизовался. Возвращаюсь в Киев». На что мама отрезала: «Нет, ты не возвращаешься в Киев. Ты что, новости не читаешь?» – «Почему, читаю, знаю, что в Чернобыле неполадка какая-то…» – «Это не просто неполадка», – ответила мама… Шел май 1986 года. Я остался в Ленинграде, продолжил съемки, у меня уже был подписан договор на несколько других фильмов.

– Словом, попали в обойму.

– Да, начал сниматься в многосерийке «Джек Восьмеркин, американец», играл одного из коммунаров, ну, там, включая Сашу Галибина, все были коммунары (десять лет спустя Литовченко получит роль уже в знаменитом американском многосерийном фильме Nash Bridges. – И.Т.). Потом была картина со Светланой Немоляевой «Предлагаю руку и сердце». Как молодому специалисту мне пока давали эпизодические роли. И я почувствовал: не хочу играть в кино, хочу в театр! Кино – это, конечно, деньги, кино – это, по молодости лет, ощущение, что могу позволить себе все…

– Вы тогда уже такие вещи понимали?