— Аль-Чориль… — эхом повторил Кешо. — Так, значит, Ильяс все же вернулась в столицу…
— Мои люди были убиты. Их пленница бежала, а Эврих завладел чингаком, который использовал, дабы обвести вокруг пальца настоятеля храма Мбо Мбелек.
— Аканума вздумал принести Неизъяснимому очередную человеческую жертву и был несказанно удивлен, обнаружив, что попавший в его лапы чужеземец является имперским подсылом? — предположил успевший справиться с первым потрясением Кешо и желчно рассмеялся. — Нет, этот аррант мне определенно нравится! Жалею, что я не встретился с ним до сих пор. Похоже, Белгони крепко о нем печется, и, быть может, он не отказался бы уступить мне малую толику своей удачливости.
— Не могу разделить твоего веселия, о несравненный. — Амаша приторно улыбнулся, и крохотные глазки его утонули в разливе щек. — Боюсь, мы имеем дело с заговором и аррант является хитроумным подсылом, способным доставить нам — да что я говорю, уже доставившим! — массу неприятностей. Посуди сам: он исцеляет Газахлара и лишь моими неусыпными заботами тотчас же не проник во дворец, где бы ему ничего не стоило напичкать тебя самыми смертоносными снадобьями. Он спасает Ильяс, прибывшую в столицу после длительного отсутствия, дабы разыскать оставшегося в живых сына, спрятанного невесть где её служанкой и имеющего, безусловно, больше прав на императорский престол, чем кто-либо. Дважды он пытается попасть в храм Мбо Мбелек, надеясь, вероятно, именно там найти след этой самой Мутамак и её воспитанника Ульчи. Якобы случайно он встречается с Эпиаром Рабием Даором, а тот, как мне доподлинно ведомо, связан был с Тразием Пэтом, поговорить с коим я намерен, едва только его доставят в Мванааке.
— Вай-ваг! Тебя послушать, так против меня весь мир в заговоре, — с сомнением пробормотал Кешо. — Но зачем, спрашивается, этакие хитросплетения, если рано или поздно я все равно буду вынужден доверить свое драгоценное здоровье этому чудо-целителю? Ведь ежели я не намерен умереть бездетным, мне, хочешь не хочешь, придется рискнуть…
— Чушь! Он не поможет тебе точно так же, как не помогли многие другие врачеватели, доставленные для тебя, втайне ото всех, моими людьми из Аррантиады, Саккарема и Халисуна. Позволь сказать тебе правду, о несравненный! Тебе не следует тешить себя несбыточными надеждами, — неожиданно жестко произнес Амаша. — В погоне за призрачным ты рискуешь потерять трон Мавуно. Вместе с жизнью, — чуть помолчав, добавил начальник тайного сыска. — Что же касается лекаря-арранта, то, кем бы подослан он ни был, ему скорее всего поручено не только умертвить тебя, но и позаботиться о том, чтобы трон твой занял девятилетний мальчишка, управлять которым умным советникам не составит особого труда.
— Хм… Слова твои не лишены смысла, — поднявшись из кресла, Кешо на мгновение завис над коротышкой Амашей подобно гигантскому изваянию из черного мрамора, а затем медленно двинулся вдоль бассейна, закинув руки за спину и чуть горбясь, то ли от невеселых мыслей, то ли из желания получше разглядеть медленно плавающих между замшелыми камнями красно-золотых рыбок.
Разговор с Амашей, как это ни странно, вернул его к тем самым вопросам, о которых он размышлял, слушая доклад секретаря. Девять лет его правления не пошли на пользу империи, и потому нет ничего странного в том, что жители её все чаще ропщут, вспоминая о законном наследнике престола. Провинции так и норовят отделиться и объявить о своей независимости, заговоры, сколько ни раскрывает их Амаша, зреют подобно нарывам на грязном, неухоженном теле, и конца этому не видать. А теперь ещё заговорщиков начали подкармливать и науськивать на него заморские правители, испуганные намерением Кешо поправить благосостояние Мавуно за счет их подданных. Но главное — Боги не поддерживают его начинания, не позволяя ему завести наследника. И это, право же, горшая из бед. Наверно, Душегуб прав, напрасно он уповал на исцелившего Газахлара чудо-врачевателя. Надеждам его и тут не суждено сбыться. Но если кто-то, прознав о его слабости, решил воспользоваться ею и с этой целью послал в Мванааке лекаря-арранта, то это была ошибка. Да-да, это был серьезный просчет, за который чудо-целителю придется заплатить очень и очень дорого…
— Где твой свиток? — сдавленным, свистящим от ярости голосом обратился император к начальнику тайного сыска. — Я желаю, чтобы подсыл из Аррантиады был доставлен во дворец немедленно. Я лично буду присутствовать на его допросах и, клянусь Черным посохом Белирона, на них он расскажет мне все, что знает, и даже то, о чем знать не может. А ты… ты получишь назад свой любимый перстень, потеря коего, судя по всему, немало способствовала раскрытию окутывающих арранта тайн.
— Этому сыну плешивой обезьяны не было нужды подстегивать мое рвение. В том, что он совершил подобную глупость, я вижу добрый знак. Белгони, как видно, отступилась от него, и скоро аррантский подсыл попадет к твоим заплечных дел мастерам. — Душегуб осклабился, собственноручно затепливая толстую свечу, дабы император мог скрепить подготовленный им указ печатью, приложив перстень с ониксовой инталией к красной восковой кляксе.
Путь, избранный Газахларом к Грозовой горе, у подножия которой ему надлежало встретить караван слонов, никто бы не назвал кратчайшей дорогой к цели. Более того, сверившись с картой, Эврих с удивлением обнаружил, что отряд их движется к месту назначения по длиннющей дуге, то ли как подкрадывающийся к жертве с подветренной стороны хищник, то ли как преступник, старательно огибающий место совершенного некогда злодеяния. Вместо того чтобы отправиться из Мванааке прямо на юго-запад, они ехали по левому берегу Гвадиары до слияния её с Уллой и лишь оттуда, двигаясь вдоль притока великой реки, свернули в сторону Слоновьих гор, подернутые дымкой вершины которых и в самом деле напоминали, по словам Тартунга, серо-голубые спины толстокожих великанов.
Причины, побудившие Газахлара избрать столь непростой путь к Грозовой горе, стали очевидны Эвриху в первые же дни путешествия. Из разговоров императорского советника «по снабжению армии» со старостами деревень и старейшинами родов он понял, что тот надумал совместить выполнение полученного им от Кешо задания с устройством собственных дел. Очень может статься, что и поручение доставить специально обученных боевых слонов в столицу империи он выхлопотал себе, чтобы иметь возможность беспрепятственно проехать по землям других оксаров и заключить ряд не слишком законных, но весьма выгодных сделок с теми, кто призван был оберегать их добро.
Лучшая часть земель Мавуно принадлежала Небожителям, и обитатели их должны были платить владельцам определенный налог; кто мог — деньгами, а все прочие — чем богаты: козами, коровами, овцами, рисом, просом, шкурами, глиняной посудой или калебасами, древесиной или же вяленой рыбой. Обычно у рачительных хозяев после уплаты налога оставался какой-то излишек продуктов для продажи, и Газахлар готов был приобрести его по цене несколько большей, чем предлагали другие землевладельцы. Кроме того, испокон веку с юга Мономатаны на другие материки поставлялись всевозможные пряности, и их-то предприимчивый оксар желал скупить по дешевке у местных жителей, которые рады были избавиться от залежалого товара, упавшего в цене с тех самых пор, как Кешо запретил иноземным кораблям входить в береговые воды Мавуно.
Судя по развитой им бурной деятельности, Газахлар твердо решил восстановить свои доходы, изрядно сократившиеся за время его долгой болезни. Однако какое применение он может найти корневищам имбиря, корице, рыльцам цветков шафрана, мускатному ореху, соцветиям и листьям шалфея, горошинам и стручкам всевозможного вида перцев, ежели даже торговцы ими едва сводят ныне концы с концами? Вряд ли Газахлар собирался получить у Кешо разрешение на торговлю с иноземцами — куплей-продажей Небожители отродясь не занимались, во всяком случае открыто. Разве что пронюхал при дворе о грядущих переменах, но что кроме смерти императора могло предотвратить близящуюся войну с Саккаремом, во время коей всем, ясное дело, будет не до пряностей?
Хитроумные планы Газахлара не слишком, впрочем, занимали арранта, донельзя довольного тем, что ему, несмотря ни на что, удалось уговорить хозяина «Мраморного логова» взять его с собой в это удивительное путешествие. Сколь ни великолепен, сколь ни величественен был Город Тысячи Храмов, он являлся всего лишь частичкой империи, объединявшей сотни племен с интереснейшими и разнообразнейшими обычаями и верованиями. Не мог он, например, оставаясь в столице, познакомиться с рисоводами и охотниками на обезьян, лесорубами, добывавшими маронговое дерево, высоко ценившееся во всех уголках как Нижнего, так и Верхнего миров. Не узнал бы ничего и о племени ландоями, выращивавшем вместо проса или риса водоросли, которые он вместе с забиравшимися по горло в воду детьми драл со дна реки. Сорванную темно-зеленого ядовитого оттенка речную траву они сваливали в кучи, из которых женщины выбирали побеги подлиннее, растягивали космами на деревянных рамах и сушили. После чего толкли и пекли из зеленоватой, пахнущей илом муки солоноватые лепешки, считавшиеся причиной сказочного долголетия ландоями…
Вряд ли увидел бы Эврих и древние деньги меорэ, секрет изготовления которых, как это ни странно, сохранился в крохотной, забытой всеми Богами деревеньке. В ней доживал свои дни старый Эньям, который специально для любознательного лекаря-арранта расплавил кусок серебра, бросил в раскаленный металл несколько муравьев и, указав на вздувшийся на его поверхности пузырь, показал два старых овальных слитка, помеченных точно такими же пузырями. Оказывается, пузыри эти как раз и удостоверяли то, что называемые когда-то меорэ «лодками», фаллического, на взгляд Эвриха, вида, слитки являются целиком серебряными, а не покрытыми тонким слоем драгоценного металла медяшками…
Чем дальше уходили путники от столицы, тем удивительнее казались Эвриху жизнь и обычаи встреченных им людей. Они не знали гончарного круга, но готовили изумительное сортовое пиво; пользовались для шитья иглами из рыбьих костей и изготовляли из волокон тарговой пальмы ткани невероятной прочности и красоты. Большинству обитателей прибрежных деревень Город Тысячи Храмов, находившийся от них в каких-нибудь пяти-шести днях пути, представлялся местом далеким, непонятным и недобрым, и, если бы не Гжемп, общаться с ними Эвриху было бы непросто. Не раз бывавший в этом краю змеелов легко находил с ними общий язык и хотя поначалу сам сторонился арранта, узнав его получше, проникся к нему симпатией и оказал немало услуг, а теперь вот даже согласился взять на охоту за ндаггами.
Еще дня три-четыре назад из этой затеи ничего бы не вышло: Хамдан и Аджам ни за что не позволили бы домашнему лекарю и секретарю Газахлара принять участие в столь опасном развлечении. Но упрямый аррант успел с начала путешествия так досадить владельцу «Мраморного логова» своими возмущенными воплями о «несносной опеке», что тот, махнув рукой, велел телохранителям оставить Эвриха в покое, позволив ему самостоятельно заботиться о собственной безопасности.
— Вот ведь чудак! В Мванааке глаз им велел с тебя не спускать, а тут раздобрился: делай что пожелаешь, гуляй где хочешь! — возмутился Газахларовой непоследовательности Тартунг. — Как будто здешние леса безопаснее императорских садов!
Пожав плечами, Эврих сообщил юноше, что два умелых и глубоко преданных Газахлару телохранителя приставлены были к нему не столько с тем, чтобы охранять, сколько для того, чтобы не позволить сбежать. Здесь же следить за ним, в общем-то, незачем — добраться отсюда в одиночку до столицы будет потруднее, чем улизнуть из-под надзора Хамдана с Аджамом, бродя по Городу Тысячи Храмов, что, кстати сказать, он не раз и проделывал.