– У меня с собой нет, – серьезно сказал профессор Дэдэ и вдруг закричал: – Тише! Тише! Тише! Слушайте! Шаги! Это
Действительно, прямо над их головами раздались шаги. Кто-то шел к люку. Патар и Лалуэт вскочили и ринулись к ведущей на лестницу дверце, движимые последним запасом энергии, последней волей к жизни. А сзади неслось:
– Никогда! Никогда не увижу!
Академики буквально кожей ощутили, как над их головами открывается крышка люка, инстинктивно отвернулись, вжали головы в плечи, зажмурили глаза и заткнули уши.
Это было слишком ужасно! Хуже, чем смерть от собачьих клыков.
Мгновенно отомкнув дверцу, они бросились карабкаться наверх, думая лишь о том, чтобы их не настигли
Псы, правда, больше не лаяли – жрали, наверное, и не хотели отвлекаться от корма.
Патар и Лалуэт заметили калитку, о которой говорил Дэдэ, и достигли ее одним прыжком. Ключ торчал в скважине.
Потом они долго неслись, очертя голову, по полям – наудачу, вперед, в темноту. Беглецы то падали, то вскакивали, то совершали затяжные прыжки, если их настигал луч лунного света, ведь он мог быть направлен из того самого
Наконец они выбрались на какую-то дорогу, остановили тележку молочника, быстро заключили сделку, умоляя поскорее довезти их до вокзала, и нырнули в тележку, измотанные до полусмерти. Они не назвали свои имена, сказали только, что заблудились и чуть не подверглись нападению двух огромных собак, которые вдруг погнались за ними.
Даже сюда еще доносился вой ужасных псов – откуда-то издалека, из глубины ночи. Очевидно, их спустили с цепи и они рыскали теперь по полям в поисках неизвестных визитеров, оставивших после себя незапертые двери. Великан Тоби наверняка устроил облаву по всем правилам.
Тележка, однако, резво катила дальше, и господа Патар и Лалуэт перевели наконец дух. Они решили, что спаслись. Ведь великий Лустало ни за что не узнает – не так ли? – кто эти люди, проникшие в его тайну. Не узнает, пока его не настигнет возмездие.
Глава XVIII. Тайна великого Лустало
Улица Лаффит чернела от народа. Из всех окон гроздьями свешивались любопытные в ожидании той минуты, когда г-н Гаспар Лалуэт покинет семейный очаг и отправится во Французскую Академию произносить торжественную речь. О, это было великое празднество – слава и гордость всего квартала! Какой-то торговец картинами, собиратель всяких пустяков, и вдруг – академик! Такого никто не мог припомнить. Страсти вокруг этого события разгорались тем сильнее, что сопрягалось оно с обстоятельствами поистине героическими. Газетчики буквально запрудили тротуары и поминутно размахивали своими пропусками, чтобы прорваться через кордоны особой службы охраны порядка, которую префект полиции вынужден был учредить специально для этого случая.
Часть публики в несметной толпе намеревалась не только устроить г-ну Лалуэту по выходе бурные овации, но и сопроводить его до моста Искусств. Эти надежды, впрочем, оказались совершенно напрасными, поскольку из-за грандиозной давки движение по мосту уже несколько часов как полностью прекратилось. У каждого из несметного множества людей в глубине души таилось опасение: вдруг
Однако всем этим людям так и не довелось увидеть выход г-на Лалуэта – новоиспеченного академика, ибо его попросту не было на улице Лаффит. С девяти часов утра он сидел, запершись с г-ном Ипполитом Патаром, в Словарном зале.
О несчастные! Оба они провели ужасную ночь и вернулись из своей поездки в самом плачевном состоянии. Они в изнеможении ввалились к родственнику г-жи Лалуэт, державшему лавочку на площади Бастилии, где к ним вскоре присоединилась явившаяся туда тайно и поспешно сама г-жа Лалуэт. Разумеется, они ей все рассказали. Тут же последовало закрытое совещание, длившееся многие часы. Г-н Лалуэт хотел немедленно бежать в полицию, но г-н Патар отчаянно тому воспротивился. Г-н Лалуэт упорствовал, но г-н Патар тронул его своими слезами и красноречием и наконец отговорил от этой затеи. Решили действовать с крайней осмотрительностью, чтобы по возможности избежать скандала и избавить Академию от бесчестья. Г-н Патар попытался также внушить г-ну Лалуэту мысль, что с тех пор как он выбран академиком, у него появился особый долг, вовсе не распространяющийся на остальное человечество, что он, подобно древней весталке, теперь лично ответственен за неугасимость огня, пылающего под куполом Академии.
В ответ г-жа Лалуэт сочла должным заметить, что эта почетная обязанность стала, на их взгляд, слишком опасной, чтобы так уж крепко за нее цепляться. Но г-н непременный секретарь возразил, что поздно поворачивать назад,
– Вот это-то меня и пугает! – вздохнул г-н Лалуэт.
В конце концов, поскольку они были уверены, что великий Лустало ничего не знает о разоблачении своей тайны, их положение показалось им не таким уж страшным. Во всяком случае, гораздо менее тревожным, чем когда они и понятия не имели, отчего умерли трое предыдущих соискателей. Г-жа Лалуэт высказала на этот счет еще несколько колкостей, но было очевидно, что она еще не успела остыть от горячего воодушевления толпы почитателей, осаждавшей их дом, и ей трудно вот так просто отказаться от славы. В итоге условились, что господа академики с утра пораньше запрутся в Словарном зале, чтобы за его глухой дверью надежно спрятаться от всех, включая, разумеется, и великого Лустало. Кроме того,