— Вот, блин…
— Пошли, может, еще перехватим!
— Хрена теперь перехватишь! Как он выглядел, этот гнида, Галина?
— Как… — Дворничиха пожала плечами. — Обыкновенно…
Но подумав минуту-другую, потужась, возбужденно перебегая масляными глазками с одного на другого, она неожиданно выдала довольно сносный словесный портрет Луки.
— Молодец! — искренне удивившись, покачал головой Никифоров. — Ты, Галь, вот что… ты завтра в отделение подойди. — И повернулся к Кулькину: — Мы завтра фоторобот заделаем, понял?!
Уже ночью, сидя за чаем у себя на кухне, Никифоров размышлял о том, как мог этот проходимец прознать, что в урне лежит такое богатство. И рассуждать он начал с нуля, с исходного момента. Мешочек опустил в урну некто Федя Птица. Он мог каким-то образом договориться со своим человеком, что, дескать, я туда кину, а ты подбери. Но это казалось Никифорову маловероятным, потому что Федя Птица был классным домушником и серьезным человеком, который прекрасно понимал, что в его положении с милицией шутить не стоит. Понятно, Птицу стоило бы тряхнуть — для порядка. Но Никифоров был больше чем уверен, что от глупости Федю лечить не надо. Оставалось второе: кто-то видел, как Птица сбрасывает в урну вещи. Потом выбрал момент и взял их. Никифоров от досады поморщился. Просто удивительно: как только касается денег, сразу откуда ни возьмись слетается несметное количество шакалья. Теперь ворчи, не ворчи, а поезд ушел. И надо его догонять.
По пути в отделение Птица им успел шепнуть, что в мешочке были монеты, лобанчики, как их называют деловые. Значит, этот гад, присвоивший мешочек, свободно может начать толкать монеты. По две-три штуки зараз, а может, и больше. Надо искать его, подонка, но где? Скорее всего, здесь, в этом районе. Почему, Никифоров не знал, но что-то подсказывало ему, что «гад» каким-то образом связан с их районом — живет здесь или работает. Федю вроде бы они прихватили около шести, может, чуть позже. А к урне смогли вырваться только в одиннадцать, раньше отвалить не удалось. И как-то трудно себе представить, продолжал размышлять Никифоров, что к этой, злополучной урне кто-нибудь катит из Медведково или Чертанова. Нет, скорее всего, этот хмырь — свой. Может быть, он его даже знает или, во всяком случае, видел. А может, у него здесь любовница? Тогда хуже…
На следующий день, запудрив мозги ребятам из лаборатории, они посадили Галину-дворничиху в темный зал и включили технику, которая последовательно подбирала овал лица, разрез глаз, нос, губы и тому подобное.
Лицо у Луки Лучкова, к сожалению, было характерным, запоминающимся, и уже минут через пятнадцать Галина возбужденно воскликнула:
— Он! Как вылитый!..
— Видел его когда-нибудь? — спросил Кулькин Никифорова.
— Вроде бы да. Но по делу он у нас не проходил. Думаю, живет где-нибудь неподалеку…
Парня в бордовом пиджаке с неприятной внешностью, скупающего на переходе метро золотишко, звали Семеном. На исходе дня он получил от своего хозяина сначала по шее, а потом… благодарность. А связано это было с тем, что из трех монет, купленных Семеном у Луки, только две оказались настоящими, третья была фальшивой.
Лицо Толика-Артиста сразу посерело, едва он взял монеты в руки.
— Ты чего это принес, а?..
Тут же, на месте, Артист провел дознание. Услышал о женщине с улыбкой Джоконды и узнал о том, что Лука отправился в милицию. Толик-Артист нервно дернул подбородком и покачал головой: с ментами ему запросто так дела иметь не хотелось. Как говорится, не трогай кое-что, пока не запахло.
Но с другой стороны… Толик ведь недаром имел кличку Артист. То, что монета фальшивая, он определил без применения науки. У него для этого имелись пальцы — нервные и чуткие почти божественно. По сравнению с ними пальцы профессионального шулера или карманника могли показаться просто клешнею грузчика.
Едва прикоснувшись к червонцам, Толик уловил, что один из них тоньше на волос. А с Императорским Монетным двором подобного не случалось никогда!
Толик подбросил подозрительную монету на ладони. На какой-то неуловимый гран она была легче настоящей. И по температуре она оказалась чуть холоднее подлинной. И тогда Толик решительно царапнул ее лезвием элегантного ножа с перламутровой ручкой, которым еще никто не удосужился чести быть зарезанным. Он служил для других целей. Фальшивка, это хорошо понимал Толик-Артист, сделана была филигранно. При некоторых обстоятельствах ее могли бы оценить дороже настоящей: есть такие любители. И то, что легко определил Артист, простой лох и, пожалуй, многие из деловых ребят не заметили бы нипочем. Жаль было не надыбать такого мастера! Это прокол. Непонятно и другое. С каких это пор менты стали заниматься распространением фальшивых «николашек»? Какой напрашивается вывод? Если мент ссучился и гуляет от своих, тогда его надо заловить и сильно кинуть. Но, может быть, это не мент, а просто умный сукин сын. Заметил, что за ним следят, и устроил весь этот трюк с ментовкой…