– Ты все никак не оставишь меня в покое? – враждебно спросила она.

Я молча покрутила головой. Эльжбета спустилась и зашагала по тротуару. Я засеменила рядом с ней.

– Тебе обязательно надо знать, почему я не пришла на премьеру?

– Уже нет, – коротко бросила я.

Она повернула ко мне голову, но ее глаз мне не было видно – их скрывали очки.

– Чего же ты хочешь от меня?

– Произошло что-то такое… Я утратила способность играть… Мне трудно выстраивать новую роль, потому что я не сыграла Арманду с тобой… Она не дает мне покоя…

– Да ведь премьера состоялась.

– Только я в ней не участвовала.

– Как это?

– Прочитала свой текст, и все. Но роль не сыграла. И… боюсь соглашаться на новую. Играю в повторных спектаклях и умираю от страха перед новой ролью… Об этом пока еще никто не знает… кроме меня и – теперь – тебя…

Она снова посмотрела на меня, и я опять не увидела ее глаз.

– Кто копает яму другому, сам в нее попадет, – сурово сказала она.

– Никому я не собиралась копать яму.

– Неужели? Ты в этом уверена? Ну да, заявилась ко мне по доброте душевной, а я по доброте душевной тебя приняла?

Она ускорила шаг, а я, стараясь не отстать, чуть ли не бежала за ней.

– Я только за себя могу говорить.

– Ага, и сердечко у тебя доброе?

– Думаю, да.

Она резко остановилась посреди тротуара, обернулась ко мне и сняла черные очки. У нее было злое, напряженное лицо, которое я почти не узнавала.