– Роли распределены следующим образом, – режиссер наконец перешел к конкретике, – Мольера сыграет Зигмунд Кмита, отсутствующий сегодня по уважительной причине, его подменяю я. Мадлена – пани Эльжбета Гурняк, что мне особенно приятно объявить, поскольку пани Гурняк возвращается на сцену после долгого перерыва… – Эльжбета никак не отреагировала – на ее лице не дрогнул ни один мускул. – Образ Арманды, уверен, как обычно, блестяще воплотит на сцене наша звезда… – И тут на его лице появилась сияющая улыбка, обращенная в мою сторону.

«Зачем он все это говорит? – промелькнуло у меня в голове. – Неужели хочет унизить ее, столкнуть нас лбами, шут гороховый!»

Не подозревая о моих мыслях, Бжеский распространялся дальше:

– В роли Мариэтты Риваль выступит студентка второго курса театрального училища, пани Сюзанна Соколик. Мы считаем, что нашу молодежь пора приучать к настоящей сцене, поэтому пригласили ее участвовать в нашем спектакле. Сегодня она отсутствует – у нее занятие с нашим главным героем, Жаном Батистом Покленом де Мольер, в театральной школе, на следующей репетиции они оба появятся… Маркиза де Шаррона, архиепископа города Парижа, будет играть… – Дальше перечислялись фамилии других моих коллег, но я отключилась, будто внезапно потеряла слух – губы режиссера шевелились в тишине.

«Хорошо, что на сегодняшней репетиции нет Зигмунда, – думала я, – даже очень хорошо. Эльжбета успеет привыкнуть к новой для нее ситуации, а он подключится чуть позже, и будем надеяться, что это произойдет не так болезненно». Все обратили взоры на стол, где лежал проект сценографии. Вслед за коллегами я встала и подошла к столу, чтобы посмотреть, но особенно не рвалась разглядывать детали. Потом речь зашла о костюмах.

Действие должно было разыгрываться за кулисами театра Пале-Рояль, где актеры Мольера играют вместе с мастером его же пьесу «Мнимый больной»[4]. Такое могло быть на самом деле, наверняка так и было. А теперь мы изображаем их выходы на сцену и уходы за кулисы, где они ведут приватные разговоры. Эти приватные разговоры придумал другой, уже ушедший из мира гений – Булгаков. По мановению его вдохновенного пера Мольер, игравший роль Сганареля, появляется за кулисами и, тяжело упав в кресло, кричит: «Воды!»

Итак…

– Воды! – С этого восклицания, прозвучавшего из уст режиссера, заменившего во время репетиции пьесы Зигмунда, началось наше новое театральное приключение.

Актер, назначенный на роль Бетона, жестом подает Мольеру стакан:

– Сейчас.

Другой актер:

– Король аплодирует!

Режиссер:

– Полотенце мне! – Воображаемым полотенцем вытирает пот со лба.

И теперь она:

– Скорее! Король аплодирует!

В этот момент меня охватило чувство такого восторга, что я с трудом сдержалась, чтобы не сделать какую-нибудь глупость: засмеяться во весь голос или вскочить с места и скакать от радости. «Получилось! Получилось!» – кричал кто-то внутри меня. Хотя это было самое начало первой репетиции и Эльжбета прочитала только первые слова роли:

– Скорее! Король аплодирует!

Я сделала это! Добилась своего! Уже тогда, тем дождливым днем, выходя из библиотеки Госфильмофонда, я упрямо думала: не должна папка с надписью «Эльжбета Гурняк» оставаться такой тонкой, она просто обязана пополниться еще парочкой конвертов с рецензиями. Вот такая мысль засела у меня в голове. Совсем как у Иуды, который хотел все исправить. Только ему не удалось это сделать…

Поздно вечером, вернувшись домой – мы давали спектакль «Девичьи обеты» Фредро, – я заметила грустное лицо Зигмунда. «Неужели он так сильно переживает?» – подумала я, и в душе шевельнулось что-то вроде чувства вины.