Но Виктория только головой качала. Не могла ничего сказать. Когда она увидела холодный блеск стали, спрятанной у Трофимова под курткой, она и вовсе чуть сознание не потеряла. Нож…
— Я не сделаю тебе больно, — прошептал он.
Виктория знала, что это ложь.
— Ничего. Он ничего не знает, — сказала она хриплым голосом.
Трофимов долгим взглядом изучал ее. Он хотел было что-то сказать, но тут в номер вбежал запыхавшийся молодой сотрудник — совсем еще пацан, лет двадцати двух — и с озадаченным видом посмотрел на спину старшего сержанта.
— Вот. Сейчас мы вас освободим, — спохватился, услышав шаги, Трофимов. Голос его моментально сделался мягким, дружелюбным. Он достал из кармана ключи от наручников. — Не переживайте. Все уже позади.
— Нужна помощь, Андрей? — осведомился молодой сотрудник.
— Нет, Светлов. Я сам справлюсь, — резко ответил Трофимов.
Когда Светлов вышел из номера, он посмотрел Виктории прямо в глаза. Подмигнул ей. Снял наручники.
— Присядь на кровать. Тебе нужен отдых.
Он помог Виктории дойти до кровати, усадил ее, а сам присвистнул так, будто его внезапно озарила светлая мысль.
— На сегодняшний самолет ты уже не успеешь. Придется давать показания. Как свидетелю. Ты ведь все расскажешь правильно?
— Да. Но… — попыталась было возразить Виктория.
— Никаких но. Не забывай, на чьей территории ты сейчас находишься.
В номер вошел Ершов, за ним — еще несколько сотрудников. Виктория смотрела на них отрешенным взглядом и все думала о Москве — особенно красивой в свете ночных огней, порой томной, но чаще торопливой и строптивой.
30
Ольга узнала об убийстве журналиста Ивана Тынэвири, когда стояла у дверей учительской. Казалось бы, ничего необычного: каждую более или менее важную новость, которая расползалась по городу слухами, она слышала либо от коллег в учительской, либо уже от Лидии Витальевны — той еще сплетницы. Было лишь одно но: в этот раз она подслушала разговор коллег тайно. Говорили ведь и про нее.
— Слышала, да? Муж Ольги Евгеньевны разыскивается…
— Боже! И как она держится?
Ольге показалось, что она уже и не держится вовсе. Рухнуть прямо около дверей, на глазах у детишек и коллег — ужасно! Сдерживая слезы, Ольга направилась в женский туалет.